У Есенина есть строчка: «Большое видится на расстоянии…», книга Федора Петрова – как раз тот самый случай, когда надо было уехать за две тысячи километров, в небольшой городок на севере Московской области, российскую столицу физиков-ядерщиков, чтобы охватить взглядом всю археологию «аркаимцев».
В настоящий момент Федор Петров – директор муниципального Музея археологии и краеведения города Дубны, директор по науке Московского областного общественного фонда «Наследие».
– Это ваш первый литературный опыт?
– Нет, не первый. Это первый опыт книги с воспоминаниями. Кроме этой книги у меня вышло пять научных монографий, четыре научно-популярные книги, я собирал с десяток научных и научно-популярных сборников. Писал я и чисто литературные рассказы, и стихи – тоже связанные с археологической и степной тематикой. Несколько моих стихов и рассказов вошли в сборник литературного творчества археологов, изданный заповедником «Аркаим» в 2007 году. Есть у меня еще одна литературно-художественная рукопись – книжка «Прошлое, которого не было».
– Книга «От Синташты до Дубны» опиралась на ваши дневниковые записи?
– Нет, никаких дневниковых записей не было. Только от экспедиции 1987 года сохранилось четыре почтовые карточки, которые я тогда послал маме. И все. Источником при написании книги была только своя память, проверенная воспоминаниями других участников этих же экспедиций, которым я показывал рукопись.
– Теперь, Федор, несколько анкетных вопросов. Где вы родились? Кто ваши родители? В какой школе вы учились?
– Я родился в Челябинске, в мае 1975 года. Мои родители – вузовские преподаватели. Отец, Николай Савич – кандидат экономических наук, он работал доцентом в ЧПИ (ЮУрГУ), сейчас на пенсии. Мама, Людмила Федоровна Малюшкина, заведовала кафедрой экономической теории в ЧГПУ, скончалась в 2006 году. И у отца, и у мамы историческое образование. Они в молодости много ездили в археологические экспедиции и познакомились на раскопках в Херсонесе… Первые восемь классов я проучился в 31-й физико-математической школе, а потом поступил в 11-й лицей, в исторический класс. У нас было много исторических предметов, а все другие были сокращены. Кроме того, три дня в неделю мы учились в ЧелГУ, а выпускные экзамены нам засчитывали за вступительные на истфак.
– Когда вы в первый раз побывали на археологических раскопках?
– Это был 1985 год. Мне тогда исполнилось десять лет, родители взяли нас с братом на раскопки поселения Устье-1 в Карталинском районе. Это были раскопки экспедиции пединститута, ею руководил Николай Борисович Виноградов. Поселение Устье-1 – очень интересный археологический памятник синташтинского типа (то есть того же типа, что и поселение Аркаим). В тот год как раз копали внешний вал и остатки внешней стены Устья, из земли торчали толстенные бревна основания стены, сохранившиеся почти четыре тысячи лет.
– Вы продолжаете критиковать Геннадия Борисовича Здановича за его терпимое отношение к «эзотерическому» паломничеству на Аркаиме?
– Не совсем так. Я продолжаю критиковать Геннадия Борисовича за то, что он своими действиями способствует распространения многообразных антинаучных фантазий об Аркаиме. Собственно, он их и вызвал к жизни и сейчас самым активным образом подпитывает. Мне иногда говорят, что он тут вовсе ни при чем, однако вопрос о роли и значении Геннадия Борисовича в формировании комплекса антинаучных аркаимских мифов можно решить очень просто, рассмотрев следующую ситуацию. Примерно в одни годы в степных районах Челябинской области были открыты три поселения эпохи бронзы, синташтинского типа: поселение Ольгино (Каменный Амбар) в 1982 году, поселение Устье-1 – в 1983-м и поселение Аркаим – в 1987-м. Примерно в одни годы начались их раскопки. При этом ни Устье, ни Ольгино не имеют для «экстрасенсов» и «эзотериков» никакого значения, про них не сочиняют сказки и бредни, а вот Аркаим оказался в фокусе всех этих фантазий. Почему? Именно благодаря участию субъективного фактора – деятельности Г.Б. Здановича, который с первого года исследований Аркаима начал самым активным образом раскручивать идею о том, что Аркаим – это что-то невероятное, это уникальная древняя протоцивилизация, у которой нам надо «учиться и учиться», это арии, это арийский протогород или даже сверхгород… Поток мифологии об Аркаиме пошел от Геннадия Борисовича в прессу уже осенью 1987 года и так и идет до сих пор.
– Федор, были ли у вас на Аркаиме или позже, на мегалитическом комплексе Ахуново столкновения и трения с «экстрасенсами» и «эзотериками»?
– На Ахуново – нет, поскольку там не было к этому никаких предпосылок. Основная мифологизация Ахуново началась уже после окончания наших раскопок, а когда мы там копали, то главным образом слушали от местных легенды о том, что это плохие, опасные камни, к ним лучше не подходить, потому что под ними захоронен древний великан Алпамыш – у них это место назвалось «Алпамыса-кабере», что значит «могила Алпамыша». Это хорошие традиционные легенды, нормальная мифологизация ландшафта. Был там один товарищ, рассказывающий про летающий тарелки, но он не вредный… А на Аркаиме такие столкновения были главным образом тогда, когда я работал в заповеднике заместителем директора по науке. Помню, как-то приходят незнакомые женщины и говорят: «Мы из академии универсального знания, занимаемся здесь научными исследованиями, дайте нам машину, чтобы мы съездили по нужным нам объектам». Я отвечаю: «Вы не занимаетесь научными исследованиями, потому что у науки нет никакого «универсального знания». Машину давать не будем». Возник весьма бурный спор… В другой раз мы долго конфликтовали с магнитогорскими представителями Международного центра Рерихов. Они хотели провести совместную с Аркаимом «научную конференцию», получили в этом вопросе поддержку Г.Б. Здановича, а мы с коллегами решили не допустить этого, потому что хорошо знаем, что понимают рерихианцы под наукой.
– Приведу одну цитату из вашей книги: «…на сегодня я не вижу однозначных аргументов, которые свидетельствовали бы в пользу того, что сооружения на острове Веры были построены в глубокой древности. Возможно, я ошибаюсь, но для меня они до сих пор являются, вероятнее всего, остатками построенной старообрядцами церкви и монашеских келий». Вы до сих пор придерживаетесь этой точки зрения?
– Да, конечно. Я не вижу археологических аргументов древности так называемых «дольменов» на острове Веры – это первое. И второе: я, естественно, крайне недоверчиво отношусь к этому объекту именно в силу его видимой уникальности. Если это древний дольмен, а ближайшие дольмены нам известны на Кавказе, то каким образом это возможно? В древности очень мало было единичных явлений, как правило, все, что мы изучаем – это типические, повторяющиеся вещи. Если уж строили в древности некий тип объектов, то таких объектов на определенной территории должно быть много. Вот, например, поселений синташтинского типа, к которому относится и Аркаим, в урало-казахстанской степи известно уже более тридцати. То есть это полноценное древнее явление. А «дольмены» острова Веры «парят в пустоте» – ничего подобного вокруг на тысячи лет и тысячи километров нет. А так не бывает.
– Были ли с вами какие-нибудь мистические происшествия во время раскопок на Аркаиме, комплексе Ахуново или в других местах? Вообще археология и мистика совместимые вещи?
– Да, совместимые, но только в том случае, если понимать под мистикой некое обостренное, очень личное ощущение каких-то неочевидных сторон бытия, а не комплекс антинаучных сказок и баек. При таком понимании мистики «что-то необычное» было и со мной. Не на всех раскопках, правда. На Аркаиме и Ахуново – не было, а в других местах такое случалось. На Куйсаке, на балке Разбейке, на Чеке… Конечно же, в первую и главную очередь – на Чеке… Такие переживания простыми словами выразить почти невозможно, если только в стихах…
– Попадались ли вам за время вашей археологической практики загадочные артефакты, смысл которых вы не можете объяснить до сих пор?
– Попадались, и преизрядно. Это нормальное явление в археологии. Назначение ряда категорий предметов мы действительно не можем понять или оно является спорным. Постепенно наука развивается, появляются новые данные. Некоторые из загадок удается разгадать, а часть из них – нет. Например, «грузики дьякова типа» до сих пор не имеют убедительной интерпретации. А костяные «лопаточки» из курганов евразийских степей – имеют, но с этими интерпретациями далеко не все согласны… Древность полна тайн и загадок. Но эти загадки, как правило, не имеют отношения к тому, что выдают за «тайны и загадки» различные «экстрасенсы» и адепты «эзотерического знания». Потому что у древности загадки – настоящие.
– Какие археологические работы вы сейчас проводите в Дубне? Чем раскопки древнерусских памятников отличаются от раскопок, которые вы проводили на Урале?
– Сейчас мы изучаем древнерусский город Дубну, существовавший ориентировочно в 1134 – 1238 годах, и его округу. Раскопки отличаются большим количеством ржавого железа и гончарной керамики: в городском древнерусском культурном слое керамики раз в сто больше, чем в слое поселений эпохи бронзы. В остальном же отличия при раскопках на Урале и в центральных районах России не очень велики. Поселенческий культурный слой археологического памятника с древо-земляной архитектурой – это весьма похожая вещь, где бы она ни располагалась. Конечно, существенно отличается уровень интерпретаций. В Дубне есть письменные источники, есть христианство, совсем другой уровень понимания этой культуры…
– В каких исследованиях на Южном Урале вы сейчас принимаете участие? Что у вас в планах – и в Дубне, и на Урале?
– На Урале я участвую в работах моих друзей. Этим летом снова ездил на раскопки могильника Степное. И продолжаю собирать материалы по поселенческим памятникам Урала разного времени. Мы с товарищами обследовали в этом году состояние Богдановской палеолитической стоянки – самого древнего поселенческого памятника Челябинской области. Снимали с сыном план Большого Баландинского городища (мой старший сын, Николай, поступил в этом году на исторический факультет ЧелГУ, он тоже уже несколько лет активно ездит в археологические экспедиции)… На Урале мы с коллегой готовим совместную монографию по поселениям Аркаимской долины эпохи бронзы. И мне очень бы хотелось поспособствовать началу нового этапа раскопок поселения Аркаим. Его необходимо снова копать – небольшими площадями, крайне тщательно и аккуратно. Я уже несколько лет пытаюсь «пробить» проект продолжения раскопок этого поселения, и некоторые неожиданные подвижки в этой ситуации уже наметились… В Подмосковье в планах – продолжение исследований древнерусской Дубны и округи. В нашу задачу входит целостная реконструкция истории, хозяйства, структуры и всего остального этого древнего города.
– Судя по «последним аккордам» вашей книги, вы стали глубоко верующим человеком. Действительно ли у вас произошел сильный духовный перелом после знакомства с древнерусской археологией? Как вы это объясняете?
– Я православный человек. Крещен был в возрасте двадцати лет, но крестился без понимания того, зачем это на самом деле надо, и много лет находился в состоянии некого «философского монотеизма». Я понимал, что Бог есть, но ни к какой религии себя не относил... Конечно, в том, что я пришел к пониманию христианства, была роль древнерусской археологии, потому что археолог обычно очень лично воспринимает то, с чем встречается на раскопках. Да и в целом, наверное, я просто повзрослел с момента переезда в Дубну... Я хорошо понимаю атеистов, которые всю жизнь не меняют своих взглядов. Атеизм – вполне целостное мировоззрение. Но уж если ты веришь в Бога, то надо же когда-то определиться с тем, как именно ты в него веришь? Я определился.
