А еще как территория экологического неблагополучия в виде труб Магнитогорска, челябинского смога, марсианского пейзажа некогда самого грязного города мира Карабаша, аварии на химкомбинате «Маяк». И совершенно никакого значения не имеет тот факт, что количество вредных выбросов с каждым годом становится все меньше и меньше, а южноуральские города уже давно не являются оборонными форпостами, — репутация быстро не меняется.
Вместе с тем Челябинская область действительно отмечена на экологической карте страны как чрезвычайно проблемная зона. Мы постоянно «засвечиваемся» во всех экологических антирейтингах, хотя и никаких официальных результатов не надо, чтобы чувствовать всю тяжесть проблемы на себе. Несмотря на то что общественное сознание тщательно оберегается, а статистика по заболеваниям и смертности стыдливо скрывается либо замалчивается, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять всю остроту ситуации: дети-аллергики, онкология, смог, черный снег, неприятный запах, хронические проблемы с органами дыхания, зараженные водные источники, почвы и скот. Поэтому вполне естественно, что экологические проблемы в нашем регионе уже давно превратились в некий маркер, раздражитель или даже скорее симптом системного неблагополучия. Неблагополучия, осмелюсь предположить, не только прошлого и настоящего, но и будущего.
С прошлым все более-менее ясно. Сталинский план индустриализации и повышения обороноспособности обрек Южный Урал на роль не только опорного края державы, выпускающего танки, патроны, снаряды, порох, ракеты и атомные бомбы, но и некоего кредитора поневоле, готового ссужать Родине свое здоровье и интересы ради общего благого дела. Не случайно ведь регулярно и в различных вариациях звучит мысль о том, что Урал свой долг общегосударственным интересам уже полностью отдал.
Однако былое военное противостояния двух мировых титанов ушло в прошлое, а ситуация, по сути, никак не изменилась. Только теперь сталь, чугун, медь, трактора и трубы, произведенные в области, идут не в закрома родины, а на обогащение порой малоизвестных героев нашего времени, ударников капиталистического труда. А заводы так и продолжают дымить и коптить, отравляя воздух, землю и воду, подрывая здоровье людей. Возникает вполне естественный вопрос — ради чего? Да, металлургия дает нам рабочие места и зарплаты, в бюджет поступают налоги, на которые потом содержатся врачи и учителя, но так ли справедлива становится эта цена в новых условиях, когда доходы падают, цены и безработица стремительно растут, дороги порой просто опасны, а будущее — по меньшей мере туманно? Мало кто отваживается упрекнуть в происходящем власть, и здесь вовремя появляется экология как заместитель общественных страхов и нарастающего подспудного раздражения. Ну а что, человек имеет право жить в человеческих условиях и этого отрицать никто не будет. Поэтому крепнущая волна недовольства по поводу появления новых вредных производств там, где их концентрация и так зашкаливает, в данном случае выглядит политически нейтрально и обоснованно, как бы кто-то ни пытался представить это по-другому. Как будто борьба за все хорошее против всего плохого в лице алчного бизнеса, пользующегося ситуацией за спиной власти. Не случайно же, даже несмотря на наличие радикальных общественных деятелей в экологическом движении, общий посыл протеста больше похож на апелляцию к голосу разума и милосердию власти в лице президента, и губернатора.
На самом деле противники медного комбината Карабаша, Томинского ГОКа или Троицкого металлургического завода выступают не только и даже не столько против них — они аккумулируют и выражают усталость и неуверенность общества, которое не видит ясных и понятных перспектив развития по образу модели общественного договора двухтысячных — «благополучие в обмен на лояльность». Людям нужна понятная модель, сигнал власти, дающий возможность с надеждой смотреть в будущее. Само собой, мобилизационная и импортозамещающая риторика, таящая в себе рефрен «то ли еще будет», рушит самое дорогое, что сформировалось в последнее время в общественном сознании, — веру в стабильность и поступательное движение.
И в таком контексте то, что раньше являлось неоспоримым достоинством, страховым запасом и общим резервным фондом, вдруг оборачивается ловушкой прошлого и «металлургическим проклятием». Выйти из роли отечественного плавильного цеха никак не получается, а мир стремительно уходит вперед, с каждым днем наращивая отрыв. В то время когда цены на металл падают, снижается сырьевая зависимость и открываются совершенно новые и невиданные перспективы в качественно иных областях знания и производства (электроника, телекоммуникации, информационные, био- и нанотехнологии и материалы), связанные уже не с пятым, но шестым технологическим укладом, мы намертво застряли в индустриальной эпохе, не в силах перескочить на более высокую ступеньку. В этой отчасти выученной беспомощности, в страхе перемен и кажущихся непреодолимыми институционально-структурных барьерах и кроется самая главная наша опасность — риск запрограммированного неблагополучия. А экологические проблемы лишь напоминают нам о реальной ситуации, в которой свет в конце тоннеля если и проглядывается, то весьма призрачный.
Получается, что взрыв экологического самосознания — это некий тест-драйв для всех нас, повод взглянуть на себя со стороны и задаться, наконец, главным вопросом. А вопрос этот достаточно прост и сложен одновременно: куда и каким маршрутом двигаться дальше, чтобы окончательно не застрять на обочине неким архаичным конструктом, резервацией, памятником былой мощи и достоинства людей труда?
Разместить рекламу и объявление в газете «Московский комсомолец-Урал»
