С Владленом Борисовичем мы работали в 1996-м. Он был директором ЗАО «Команда», я пришел в эту молодежную газету после окончания университета. В моей трудовой книжке осталась запись, сделанная Феркелем.
После, вот уже 18 лет, мы если и встречались с ним где-нибудь на улице или в присутственных местах, то только здоровались, обменивались пакетом дежурных фраз и не более. А тут сели на кухне и поговорили.
Владлен Феркель — поэт, писатель, директор издательства «Цицеро», преподаватель факультета журналистики ЮУрГУ, составитель словарей, автор учебников для журналистов и филологов по информатике и экономике, по верстке и стандартам… Всего более 30 книг.
— Владлен Борисович, прежде чем говорить о биографических словарях, хотелось узнать некоторые подробности вашей биографии. Кто вы по специальности?
— Образование у меня инженерное, я сопроматчик, окончил ЧПИ (ЮУрГУ). Сначала был факультет «двигатели, приборы и автоматы». Мы поступили на него, а через год ректор издает приказ: с целью усиления научного… и так далее перевести кафедру «сопротивление материалов» на автотракторный факультет, и нас, студентов, естественно, тоже перевели. Многие, конечно, обижаются, но ничего не попишешь. И теперь в университетских книжках я выдающийся выпускник двух факультетов.
— Как же так получилось, что инженер занялся детальным исследованием (по-другому не скажешь) литературы?
— История всех моих словарей, с одной стороны, смешная, с другой - простая. Будучи в Тбилиси, я зашел в книжный магазин, открыл непонятного, совершенно незнакомого мне поэта Ашота Граши, перевод с армянского, издательство «Молодая гвардия», и читаю строчки:
Вот тебе снег — эти острые звезды,
просыпанные в молоко…
Мне показалось, что это красиво и изящно, и я подумал, что, наверное, есть еще такие вещи. Я лет двадцать думал, а потом начал читать разных поэтов и вылавливать такие строчки из контекста произведений. Подобными изысканиями никто другой не занимался, потому что с точки зрения филологии никто не понимает, что это такое, скорее это ближе к лингвистике. Теперь нашли термин - «образы-окказионализмы», но, кажется, это не совсем то…
Биографические словари и того проще. Когда мы еще только начинали издательскую деятельность, была задумка выпустить «Угрюм-реку» и «Емельяна Пугачева». И Александр Миллер, с которым мы тогда работали, говорит: «Слушай, надо бы какие-нибудь справочки подобрать…» Я взялся за дело. Но поскольку «Угрюм-река» больше сказочное произведение, к нему я нашел только биографии купцов того времени и информацию в целом о купечестве. А по «Пугачеву» начал выбирать все фамилии, встретившиеся в тексте, и искать биографии действующих лиц или упомянутых людей; первый вариант словаря вышел, по-моему, в 1998-м году. Работая над ним, я перебрал все энциклопедические словари, которые у меня на тот момент под рукой были - и дореволюционные, и современные. Постепенно собрался биографический справочник по роману. «Емельяна Пугачева», естественно, мы тогда не издали, а словарь состоялся. Спустя несколько лет, когда развился Интернет, кое-какие вещи я нашел в Сети и дополнил биографии. А далее по отработанной методике стал брать другие понравившиеся книжки, эпические романы и готовить словари героев.
— Отклики научного мира на эти работы были?
— Написал завкафедрой славянской филологии из Воронежского университета: «У меня аспирант занимается ономастикой произведений В.Шишкова…» Оказалось, что словари можно отнести к одному из направлений ономастики. Слово такое на тот момент я слышал, но никогда не интересовался, что это значит. Посмотрел - в аспекте, в котором рассматриваю произведения я, ономастику не притянуть. Она исследует больше реальные явления, а не литературных героев.
Показывал свои работы на кафедре в ЮУрГУ, где преподаю. Коллеги сказали: «Как специалисты, воспитанные в классической традиции, мы не можем принять ваши идеи». А школьные учителя, наоборот, сказали: «Ой, как интересно! Тут все наглядно, легко можно школьникам объяснить…» То есть получается, что вся моя дурная деятельность (смеется) направлена на «популяризаторство» в прямом смысле слова прописных истин. Я пытаюсь сложные вещи объяснять на пальцах.
— В этом году опубликовано ваше эссе «О применении процессного подхода к анализу сюжетов литературных произведений». Продолжаете искать новые методы?
— Как я пишу в предисловии к эссе, мы работали в различных компаниях и занимались моделированием бизнеса. Сам процессный подход к управленческой деятельности очень распространен и популярен, хотя применяется не ахти. В данном случае этот подход, очень упрощенный, я попытался применить к литературе. У каждого героя есть свои цели и задачи, ради чего он все делает. Соответственно, есть методы их достижения и тому подобное. Эссе — это первая попытка применить этот подход…
Вот, допустим, НКВД в романе «Мастер и Маргарита». Ни у одного сотрудника нет ни имени, ни фамилии, они обезличены. Но НКВД в романе работает. В Москве происходят нарушающие общественный порядок события, волнения… Все действия оперативников спланированы, сотрудники появляются в нужном месте в нужное время и наводят порядок. В принципе, у НКВД в Москве такие же функции, как у Понтия Пилата и его людей в Ершалаиме. Они действуют «синхронно»…
— Итак, на сегодняшний момент вами подготовлены биографические словари к «Емельяну Пугачеву», «Петру Первому», «Войне и миру». «Мастеру и Маргарите», «Ивану Грозному»… Какие были сложности в работе с романами?
— С биографиями героев у нас совсем все плохо. Удается найти справочные данные про крупного политического или общественного деятеля, представителя известной дворянской семьи, а когда речь идет о простом гражданине, о нем ничего не известно. Например, жены различных сановников… О сановниках еще кое-что известно, а об их женах, хотя они и принимают определенное участие в романах, ничего нет… С появлением Сети стало немного полегче, формулируешь запросы - всплывают какие-нибудь данные, мемуары… Кроме того, сами авторы — это страшное дело, они путают все на свете, ничего не помнят. Сколько романов я читал — абсолютно во всех все перепутано. Ошибки попадаются и у Алексея Толстого, и у Льва Николаевича, который, кстати, про «Войну и мир» говорил, что писал не исторический роман и не роман-эпопею, а политическое эссе. Что уж говорить про «Мастера и Маргариту»… Булгаков очень долго писал этот роман, было пять или шесть редакций; постепенно забывалось то, с чего начал. Например, действие романа происходит в мае 1929 года, но Маргарита в начале второй части садится в троллейбус и едет до центра столицы. А троллейбус по такому маршруту стал ходить только в 1934-м. Я специально заглянул в «Историю московского транспорта»… Или читаю «Емельяна Пугачева», а там Орлов везде граф, потом вдруг в четвертой части - князь. Я думаю: с чего бы это? Полез, стал искать. Действительно, когда-то Орлов купил себе титул князя Римской империи, но в приличном обществе его, понятно, никто не называл князем, а Шишков, видимо, запутался…
С другой стороны, моя работа очень интересна, так как всплывают разные неожиданные вещи. Например, принято считать, что Малюта Скуратов — палач и злодей, маньяк и монстр. А на деле он погиб в бою, при взятии одной литовской крепости, как доблестный ратник. Это не согласуется с тем образом, который мы затвердили со школы…
— Какой эпический роман у вас на очереди?
— Я бы хотел исследовать что-нибудь про Смутное время. Почему именно про него? Я недавно закончил работу над составлением биографического словаря по роману Валентина Костылева «Иван Грозный», и стало интересно, что же там дальше по истории… Потом, этот праздник 4 ноября. Бесспорно, это миф. Мы порождаем невероятное количество мифов. Мы их не успеваем убивать. А вопросов по Смутному времени между тем уйма. Вот, например, известно, что Василий Шуйский правил Россией четыре года. А кто такой Шуйский? Потом, оказывается, что поляки никакие не оккупанты. Мы сами пригласили Владислава Сигизмундовича на царствование в Москву, и он шел к нам вовсе не с войной. Тогда зачем нужно было ополчение? Для чего все старания Минина и Пожарского?.. Роман про Смутное время найти очень трудно. Я взял один, написанный Ининой Молевой про Марину Мнишек. Думал, это как раз то, что надо. Но прочел и понял, что роман слабоват. Продолжаю искать.
Кстати, мы говорили о том, как специалисты оценили мои наработки. Технари вот отнеслись к ним с большим пониманием, более открыто. У меня есть в Озерске один товарищ, физик-ядерщик, я ему отправил монографию о поэтических образах. Он долго изучал ее, потом сказал: да, это правильно. Когда я рассказал ему про процессный подход и его применение к анализу литературный произведений, он сравнил эту идею с системой шахматиста и программиста Евгения Чужакина: «Вот смотри, тут же как в шахматах…»
Так что я очень надеюсь, что круг читателей моих словарей и исследований будет расширяться.
