Он родился в Бурятии; когда ему был один год, мама перевезла их с сестрой в Челябинск. Николай учился в школе № 135, той, что на Кудрявцева, окончил 93-ю на Северо-Западе, а затем — Челябинский политехнический институт (ЮУрГУ) по специальности «колесно-гусеничные машины». Работал в ЧПИ (в том числе был руководителем клуба самодеятельной песни), в геофизической партии, пять лет был заведующим музыкальной частью областного театра кукол. После жил и работал в Санкт-Петербурге, городе Пушкине (Царское село) и Москве.
Николай Якимов — музыкальный оформитель и звукорежиссер концертов, фестивалей искусств, шоу-программ, встреч на высшем уровне, показов мод, уличных праздников и пиротехнических шоу во многих городах России и за границей. Гастроли и участие в фестивалях с театральными и музыкальными группами и с сольными концертами у Николая Николаевича проходят в Польше, Англии, Греции, Германии, Швейцарии, Франции, Израиле, Чехии, Америке.
Ныне с женой, певицей Евгенией Логвиновой, и семилетним сыном Семеном музыкант живет в Праге. Где он и дал нам согласие на интервью.
— На вашей страничке в Сети выложена детская фотография, под которой стоит подпись: «Челябинск. С родителями и сестрой». Когда и где была сделана эта фотография?
— Это та, где мы с сестрой на детском велосипеде и машинке? Эта фотография сделана в начале шестидесятых годов действительно в Челябинске, неподалеку от школы № 135. Мама преподавала математику, и мы втроем жили при школе, где было помещение для учителей. С отцом мы не жили, можно сказать, совсем никогда. В тот момент, когда сделана фотография, он приехал из Бурятии, привез нам подарки. Мне подарил машинку, а сестре — велосипед... Сейчас обоих моих родителей уже нет в живых. Маму очень любили и до сих пор помнят везде, где она ни работала: в бурятском селе Петропавловка, в 135, 93, 26-й школах, районо, гороно… Сестра (она старше меня на полтора года) живет в Челябинске. Она так же, как и я, закончила ЧПИ, а сейчас - частный предприниматель.
— Какое у вас самое сильное воспоминание из детства?
— «Самое сильное» слишком жестко сказано, круто…
— Тогда — самое хорошее?
— Когда моя сестра начала учиться в первом классе, я без присмотра остался бегать на улице и, так сказать, перенимал дурные привычки. Маме это надоело, и меня в качестве исключения 1 апреля взяли на четвертую четверть первого класса, и я его окончил. Мне тогда было шесть лет… Особо запомнилось одно происшествие, случившееся со мной, когда мне было лет девять. Как я говорил, мы жили в служебном помещении при школе, а лестница приводила на второй этаж, и там был вход. Однажды я стоял на этой лестнице, передо мной было дерево, и мне захотелось прыгнуть на него и ухватиться за ветку. В какой-то момент я решился, прыгнул и… упал на спину. Высота там была метра два с половиной. У меня перехватило дыхание, я кое-как поднялся и прислонился к стене. Думал, что все кончено. Был очень сильный шок. Но через некоторое время я ожил, и все обошлось. Сильные ощущения всегда связаны с осознанием себя через боль. Поэтому такие моменты особенно запоминаются. Другой раз зимой я приклеил язык к карусели, оторвал его и бежал домой с засунутой в рот варежкой, а она вся пропиталась кровью. А еще раз я катался на велосипеде, упал, и руль ткнулся мне в солнечное сплетение… Сильное впечатление на меня произвела смерть деда, Николая Федоровича Кремлева. Мы с мамой тогда поехали в Бурятию, а дед ходил к нам кормить аквариумных рыбок. И в жару у него случился инсульт. Это было мое первое знакомство со смертью, даже в одной моей песне потом отразилось познание такого рода.
— Наверняка было и что-то хорошее…
— Из хорошего запомнился отдых на озере Чебаркуль. Не один год мы снимали домик. Отца мне заменял дядя, Радий Николаевич Кремлев. Мы ходили с ним на рыбалку, он научил нас с двоюродным братом Олегом рубить дрова и многим другим мужским умениям.
— Николай Николаевич, когда у вас появилась первая гитара?
— Наверное, в десятом классе. Мне ее купила мама. Это была самая обыкновенная гитара, я играл дворовые песни:
Мой фантом, как пуля, быстрый,
в небе голубом и чистом
с ревом набирает высоту...
— У вас в роду были музыканты?
— Нет. Но когда я в 28 лет был в Улан-Удэ с агитбригадой, я там созвонился с отцом, и мы с ним встретились. Я у него спросил: «В кого я такой поющий и сочиняющий?» И он сказал, что у меня была тетя Надя… Там, где я родился, течет река Джида (приток Селенги, впадающей в Байкал) с довольно холодной водой и сильным течением, и тетя, насколько я запомнил эту легенду, любила плавать по ночам и петь, пугая местных милиционеров. Такая вот нимфа была. Утонула. Прозвище у нее было Дикая Бара.
— Кто настоял на том, чтобы вы обучались в музыкальной школе?
— В музыкальную школу меня направил учиться дед. Он у меня не был музыкантом, не играл ни на одном инструменте, но он умел петь и пел в хоре на ЧЭМК, где работал
— Почему был выбран класс баяна?
— Дед захотел так. Он отдал меня на баян, а брата моего двоюродного — на аккордеон. И я не помню, чтобы это мне как-то мешало или опротивело.
— Сейчас вы играете на баяне?
— По необходимости — да. Я и с Левой Гутовским в его авангардном «Новом художественном ансамбле» играл на баяне, и Тане Алешиной, с которой мы создали студию «АЗиЯ», на концертах подыгрывал в Питере и в Москве, и в Чехии выступал с этим инструментом с одной командой. Да и нередко поступают новые предложения из театра. Недавно понадобилось исполнить черкесские мелодии к одному спектаклю… Так что баян всегда со мной, стоит на полке.
— Это старый инструмент?
— Да, старый, но я даже не знаю, какого он года. Этот баян мне чехи отдали. А тот, на котором я учился в музыкальной школе, баян 1970-х годов, в Питере остался.
— Николай Николаевич, а что это был за ансамбль политической песни, которым вы руководили в профкоме ЧПИ? Какие песни исполнял ансамбль?
— Там не было как таковой политики. Это был 1985 год. Мы исполняли песни патриотические и комсомольские:
Товарищ начальник, по всем облакам
приди комсомольцу навстречу!
Я на заботу твою отвечу
и опыт друзьям передам.
Меня интересовала прежде всего музыкальность. В КСП пелись авторские песни, а в ансамбле мы делали другое — с контрабасом, с кларнетом, с колокольчиками. Была гитара, две девочки, трехголосье. То есть это была своего рода попытка попробовать себя в профессиональной музыке.
— С кем из известных бардов вас сводила судьба? Удалось ли вам побывать на концертах Высоцкого, Визбора или Окуджавы?
— На концертах Высоцкого не был, а у Окуджавы и Визбора довелось побывать. Булату Шалвовичу мы организовывали концерт в Челябинском театре кукол. Там была тогда такая культурная Мекка, где выступали столичные артисты, где рокеры по ночам записывали альбомы… После концертов приезжие звезды сидели с театральной труппой — так было принято. С Окуджавой мы даже перемолвились, я ему песни свои спел, ему понравился «Плотовщик» на стихи Арсения Тарковского:
Снова я на чужом языке
пересуды какие-то слышу…
Кроме того, мои московские друзья знали, где живет Окуджава, и мы, помню, пели около его квартиры на лестничной клетке.
— Что вас привело на работу в Челябинский кукольный театр?
— Меня пригласил работать в театр кукол Валерий Аркадьевич Вольховский после того, как мы с режиссером «Манекена» Юрием Бобковым поставили там спектакль «Из жизни насекомых». В этой постановке я был композитором и музыкальным руководителем.
— Когда первый раз вы вышли на театральную сцену как актер?
— Это произошло как раз вот в спектакле «Из жизни насекомых». Потом было еще несколько постановок театра кукол. Роли у меня в них были не главные, но я был на сцене. А в спектакле «Я, Фауст…» даже какие-то монологи читал.
— Кого вы считаете своими учителями в музыке и в театре?
— Есть много мастеров, которых я люблю и уважаю, но два главных из них — режиссер Михаил Хусид и художник Юрий Соболев, постановщики челябинского театра «Лабиринт», где мы вместе работали и с которыми потом сотрудничали в Мастерской театра синтеза и анимации ИНТЕРСТУДИО уже в Санкт-Петербурге.
— У Есенина есть строчка о Пушкине: «Я умер бы сейчас от счастья, сподобленный такой судьбе…» Вы можете так сказать о ком-нибудь из других музыкантов?
— Я, конечно, завидую белой завистью людям, которые одарены в какой-то области. Потому что на самом деле я не считаю себя композитором или звукорежиссером в полной мере. У меня завышенные требования к самому себе, и я завидую своим друзьям, профессионалам, которые лучше меня что-то делают в областях, сопряженных с моей деятельностью. Я хотел бы больше знать и в музыкальной теории, и в сочинительстве, и в режиссуре… Ну, и конечно же, в поэзии.
— Можно ли сказать, что ваш творческий союз «АЗиЯ» был задуман и создан в Челябинске?
— Объявление о создании «АЗиИ» действительно первый раз прозвучало в Челябинске. Произошло это 3 марта 1993 года на концерте Тани Алешиной, которая тогда уже жила в Питере. С согласия, конечно же, Лены Фроловой, четвертого участника нашего союза, мы с Сашей Деревягиным вышли на сцену и сделали такое заявление.
— Какое главное отличие современной камерной песни, которую вы пишете и исполняете, от классической бардовской?
— Если научно подходить к термину «бардовская песня», то мы, я имею в виду творческий союз «АЗиЯ», не барды. Потому что барды — это люди, которые описывают повседневность (в хорошем смысле этого слова), повседневное течение жизни, истории. Барды были богатыми людьми, при королевском дворе они поэтически и музыкально описывали вехи истории государства, правления того или иного правителя, высказывая свое отношение к тому или иному событию. Мы же, скорее, друиды, которые поют о каком-то своем поэтическом предчувствии. Наши песни, как мне кажется, не привязаны ко времени и текущим событиям. И в этом состоит главное отличие. Теперь что касается камерности. Мы не стараемся понравиться зрителю. Камерная песня от массовой отличается поэтической и музыкальной усложненностью, это песня не для досуга. На наших концертах порой очень трудно высидеть. Наш зритель проводит большую работу, чем мы сами, и я его за это очень уважаю… Слово «современная» значит то, что наша песня объединяет и авторскую песню, откуда мы вышли, и все жанры — от древности до современности. В ней есть место фольклору, рок-н-роллу, традиционной авторской песне, усложненному академизму….
— Какими судьбами вы оказались в Чехии?
— Желание улучшить социальные условия семьи, несогласие с некоторыми политическими вопросами в России (оставим это без комментариев), и к тому же у нас маленький сын, и хотелось бы, чтобы его жизнь сложилась более спокойно и стабильно.
— Над какими проектами вы сейчас работаете?
— Все мои актуальные проекты сейчас, в основном, связаны с театром и шоу. Сейчас как музыкальный руководитель я готовлю праздник фонтанов в Петергофе плюс работаю худруком на фестивалях авторской песни и мультиформатных фестивалях. Также мы пытаемся создать Центр русской культуры, интегрированной в чешскую, а это долгий проект. Обо всех планах я пока не буду говорить, чтобы не сглазить. А вообще, если выдается свободное время, я с трепетом отдаю его сочинению стихов или музыки. Мечтаю выпустить альбом, потому что с 2002 года ничего нового не было.
— Кстати, как зовут вашего сына? Он тоже поет и играет на музыкальных инструментах?
— Моего младшего сына зовут Сеня, Семен Николаевич. Он замечательно поет и играет, победил уже на нескольких фортепианных конкурсах. Музыка — это его язык, вот ему, его таланту и одаренности (возвращаясь к вашему прошлому вопросу), я завидую со страшной силой. Недавно мы с ним записали полноценный альбом на 52 минуты. Сеня там с мамой поют, я выступаю как звукорежиссер. Название у диска — «Любимые песни вам», это Сеня придумал. В проекте у него еще несколько дисков.
— Собираетесь ли вы в ближайшее время в Челябинск?
— Если пригласят, я с удовольствием приеду и выступлю. Я постоянно хочу приехать в Челябинск, но пока в ближайшее время ничего такого не планируется.
