Челябинский поэт Валерий Горбачев — один из последних могикан. Сейчас ему 68. Он начал печататься в центральной и местной прессе с 17 лет. Горбачев - выпускник челябинского литературного объединения «Алые паруса», которое в советские годы работало при Дворце пионеров и школьников имени Н.К. Крупской.
Окончив медицинский институт и став военным хирургом, Валерий Николаевич продолжал писать стихи и публиковался. За его плечами - служба в составе группы Советских войск в Германии, шесть месяцев боевой командировки в Афганистан, а затем 20 лет работы спортивным врачом гандбольной команды «Полет». Он писал стихи о Чернобыле, о Карабаше, о войне в Афганистане…
В прошлом и нынешнем годах вышли две книги стихов Валерия Горбачева. Именно с этих сборников мы и начали наш разговор с поэтом.
— Валерий Николаевич, ваши книги — необычные поэтические сборники, в каждом из них свое расследование, своя тайна…
— Это действительно так. Первой в прошлом году вышла книга стихов «Стих и я — Стихия», которую отпечатали в небольшой типографии при агроинженерной академии. Там года три-четыре назад образовали Ассоциацию военнослужащих, которые проходили службу в группе Советских войск в Германии. И однажды шеф этой ассоциации, профессор одной из кафедр академии, решил издать книгу с воспоминаниями бывших «немцев» - тех, кто служил в Германии. Я там тоже поучаствовал с ними, а потом профессор говорит мне (он знал, что я пишу стихи): «Слушай, а почему бы нам не издать твою поэзию? Давай, я тебе помогу…» Так и появилась эта книга - сигнальный тираж, 40 экземпляров. В сборник вошли стихи 1963 — 2013 годов. Книга построена таким образом, что стихи — это сообщения бортового самописца разбившегося самолета-эпохи, а проза — расшифровка этого самописца.
— А второй сборник?
— Неделю назад (наш разговор состоялся 16 октября этого года. — В.В.) в той же типографии вышла моя вторая книга — «Временно недоступен», в которую вошли стихи уже 2013 — 2014 годов. Это продолжение первой книги, но оно идет немного в другом ключе. Здесь некий человек стал получать стихотворные сообщения на мобильный телефон, которые приходили непонятно откуда и непонятно от кого. Сюжет такой, что на протяжении всего повествования человек пытается определить, от кого идут эти сообщения, и тайна раскрывается только в конце книги… Стихи, которые я поместил в ней, возможно, вызовут понимание, возможно, возмущение в плане резких политических высказываний и художественного изложения, но такова жизнь.
— Вы не боитесь резких высказываний?
— Во второй половине 80-х годов в челябинской газете «Комсомолец», которой сейчас уже нет, был мой литературный расцвет. Это была молодежная газета, собрался хороший творческий коллектив. Я публиковал там стихи, будучи действующим офицером Советской армии, на самые злободневные темы - и по начинающейся дедовщине, и по коррупционным делам и т.д. Мы тогда здорово «похулиганили», конечно, потому что это было бурное, светлое время: когда пошли все перестроечные события, когда Михаил Сергеевич был у руля, а у нас фамилии одинаковые с ним… Гласность, свобода слова, не так все подвергалось жестокой цензуре поначалу. Я был военным хирургом в это время, офицером, и как раз вернулся в Челябинск после долгих странствий. И мы начали активно работать с «Комсомольцем», раз в месяц я точно печатался там, то есть был этаким внештатным военным обозревателем поэтической направленности.
— Валерий Николаевич, с чего началось ваше поэтическое шествие?
— Конечно же, с литобъединения «Алые паруса», которые в 1960-е и 1970-е годы возглавляла Лидия Александровна Преображенская, к сожалению, ныне забытая детская писательница и талантливый педагог-наставник, давший жизненное направление не одному поколению одаренных ребят… Кроме меня сейчас еще двое выпускников «Алых парусов» активно занимаются литературой - это Лилия Кулешова и Юрий Пейсахов. Мы с Юрой были воспитанниками «Алых парусов» и к тому же учились в одном классе в школе № 1 имени Энгельса. В том же классе Владимира Абрамовича Караковского учился и будущий довольно известный писатель Володя Курносенко, в то время к литературе еще никакого отношения не имевший. А мы на волне детско-юношеской славы «котировались» по городу как два самых ярких, подающих надежды поэта (смеется). Не подумайте, я очень скромный человек, а сейчас так просто рассказываю… Будущий уролог Владимир Бавильский, отец ныне признанного литературного мэтра Димы Бавильского, присоединился к нам уже позже, когда мы с Курносенко поступили и учились в мединституте. Юра пошел в ЧПИ, а мы выбрали ЧГМИ. Это не помешало нам изредка встречаться и по-хорошему творчески общаться.
— Вернемся к «Алым парусам». Расскажите подробнее о том, каким было это объединение в годы своего расцвета.
— Лидия Александровна была очень чуткий, грамотный педагог, она учила нас, как писать, как относиться к жизни, и в том числе она не приучила нас бегать по редакциям и предлагать то, что мы написали. Она постоянно организовывала наши выступления на радио и на телевидении. А что такое телевидение в те годы? Тогда было, по-моему, только два канала — центральный и местный. Телевизоры были не в каждой семье, люди собирались лестничными клетками и этажами, чтобы посмотреть какие-нибудь программы. С подачи Лидии Александровны была передача литобъединения по центральному телевиденью, а что такое в 15 - 16 лет выступить на весь СССР! Конечно, головы у нас в то время немножко кружились, но тем не менее мы вышли с честью из этой ситуации. Повторюсь, Лидия Александровна отучила нас от проталкивания своего материала. Было так: наступал выходной день, она звонила по телефону и говорила (у нее голосишко был тоненький): «Сбегай в «Союзпечать», купи газету такую-то, «Челябинский рабочий» или «Пионерскую правду»…» И мы уже вопросов не задавали – знали: значит, что-то наше опубликовали. А раз уж напечатали, значит, это стоит внимания и прочтения, потому что Лидия Александровна отбирала очень строго. И вот я вспоминаю теперь те времена — в любой газете, и в центральных, и в местных, тогда существовала литературная страничка. Тогда люди ждали, когда будет эта страничка, а сейчас же стихи из газет вообще исчезли. Сплошная криминальная хроника и кто на ком в который раз женился или развелся. Как говорится, каждому времени свой фрукт.
— Валерий Николаевич, кто ваш любимый поэт?
— В юности у меня кумиром в поэзии был Евтушенко, а у Юры Пейсахова — Рождественский. Вознесенский тогда еще как-то не воспринимался, Окуджава еще только входил в силу, Высоцкого еще не было… Лидия Александровна нам так и говорила: «Валера, опять под Евтушенку!» Или: «Юра, у тебя опять Рождественский промелькнул…» К нам и в школе так относились - как к Евтушенко и Рождественскому. И самое интересное, что я в 1990-х годах с Евтушенко встретился. Он был в Челябинске с выступлением, и мы с ним немного побеседовали. Оказалось, что мы с ним земляки: он родился на станции Зима Иркутской области, а я — в самом Иркутске.
— Валерий Николаевич, расскажите о ваших родителях. Кем они были, как относились к вашему поэтическому творчеству?
— Папа мой был кадровым военным, автомобилистом, поэтому мы и оказались в Челябинске: тогда тут было военное автомобильное училище и мой папа в нем работал. В Челябинск мы переехали в 1956 году, до этого побывав и в Иркутске, и в Ленинграде (где папа окончил военную академию), и в Ростове-на-Дону… Мама не работала: она воспитывала детей — меня и моего младшего брата. Мы ездили вслед за отцом по разным гарнизонам, а потом его мама, моя бабушка (та самая, о которой было стихотворение, отобранное Соловейчиком; она жила в Златоусте), перетащила нас на Урал. Бабушка была депутатом каких-то там советов, имела прямой контакт с Ворошиловым, она написала ему письмо о том, чтобы ее единственного сына из Ростова-на-Дону перевели в Челябинск. И моего папу перевели.
— То есть корни у вас все-таки уральские…
— По папе — да. А мамины родственники у меня из Тамбовской губернии.
— Как так получилось, что вы поступили в медицинский?
— Это была интересная история. Начиная класса с десятого, я метался между журналистикой и медициной. В семье у нас никого не было из врачей, я первый в нашем роду. А тогда я был очарован девушкой, которая никем, кроме как врачом, себя не видела в будущем. И еще два человека сыграли в этом выборе большую роль - это были наши соседи по той квартире, где я жил с родителями, семейная пара, как я называю, очень культурной национальности. Муж был актером нашего драмтеатра, жена — врачом-бактериологом. Они начали проводить со мной подготовительную беседу. Говорили: «Валер, журналист не совсем серьезно (так это, наверное, и было по тем временам), тем более посмотри: в Челябинске нет института, который дает такое образование…» А потом они начали мне перечислять врачей, которые одновременно были и писателями, и поэтами. В конце концов я поступил в медицинский институт и всегда помнил их последнее напутствие: «Если в тебе останется желание писать, то ты будешь писать и при этой профессии». Так и получилось.
— Валерий Николаевич, как сложилась ваша дальнейшая судьба?
— Я окончил факультет «лечебное дело». Еще в школе я прочитал «Дневник хирурга» Александра Александровича Вишневского, и после этого у меня не было никаких сомнений, что я стану хирургом. Во время учебы я пошел работать медбратом в травмпункт на ЧМЗ. Я учился и параллельно много писал. Когда я был то ли на третьем, то ли на четвертом курсе, у нас в городе по линии ВЛКСМ проводился конкурс поэтов среди студентов вузов. Я выиграл тогда этот конкурс… После окончания мединститута и интернатуры по хирургии я по распределению попал в институт травматологии к Илизарову в Кургане. Но в этот момент пришла повестка из военкомата, и меня забрали на два года по специальности на офицерскую должность. Сначала я попал в Чебаркульскую дивизию, в медсанбат. Там снова была хирургия, то есть профессионально я ничего не потерял, только надел погоны. Так у меня началась военная карьера. В 1985 — 1986-м, в одни из жарких годов войны в Афганистане, несколько месяцев служба у меня проходила в госпитале, который стоял в Кабуле. В отставку вышел в звании подполковника медицинской службы в 1992-м. В общей сложности я прослужил 21 год.
— Как сочетались ваша медицинская деятельность и занятие поэзией?
— У меня об этом есть одно стихотворение:
Переплелись две страсти, две стихии,
дарованные богом и судьбой, -
Такие непохожие стихи и
хирургия - ниточкой одной.
И та и эта ревностью нежна.
И каждая любви моей виновница.
Пусть хирургия верная жена.
Поэзия пусть страстная любовница.
— Трудным было расставание с армией?
— 1992-й был переломным, очень тяжелым годом. СССР рухнул, медицина разваливалась - а надо кормить семью…Жена тоже врач. И единственная дочь решила продолжать семейную традицию. Стала гинекологом. Уволившись в запас, я ушел из «большой» хирургии, но остался в медицине, прослужив последние 20 лет спортивным врачом гандбольного клуба «Полет-Локомотив». Именно прослужив, ибо эта должность, если к ней относиться серьезно, забирает тебя целиком и полностью, и физически, и эмоционально. Я даже литературой в это время занимался меньше, настолько иногда выхолощен духовно был. Зато в награду за эти издержки, в составе молодежной сборной России, я стал чемпионом мира. А с челябинской командой мы неоднократно становились призерами чемпионата России и однажды - финалистами престижного в Европе Кубка ЕГФ. Какое-то время в городе по популярности мы намного превосходили любимый всеми «Трактор».
— Валерий Николаевич, какова ваша оценка современного челябинского литературного пространства?
— Это сложный вопрос. Сейчас я не вращаюсь в этих кругах, хотя иногда, конечно, приходится выступать… Мое мнение: сейчас челябинская литература на уровне государства находится в глубоком забвении. Таких ярких личностей, о которых говорили бы, которых читали бы, которые были бы на слуху, в настоящий момент нет. Но еще в 1980-е годы, когда это забвение начиналось, я написал стихотворение, посвященное Лидии Александровне, и там выразил надежду, что вырастет новое поэтическое дерево…
— Каков ваш прогноз в этом вопросе на будущее?
— Мне бы не было цены, если бы я знал прогноз на будущее (улыбается). Вместо ответа я прочитаю вам начало и окончание стихотворения, оно первое в сборнике «Временно недоступен»:
Когда поэзия в загоне,
Дела решает вор в законе.
В обличье дворника из ЖЭКа,
пройдохи, жулика и зэка...
Дымятся гильзы на газоне,
Когда поэзия в законе.
И так далее. Я считаю, что поэзия не умрет, конечно. Это высшая ступень развития нашего сознания, которую дал нам Бог и которую мы должны сохранить и передать потомкам, как вечное лермонтовское высказывание: «Твой стих, как Божий дух,
носился над толпой…»
— Как вы считаете, нужен ли Челябинску собственный литературный журнал?
— Я думаю, что нужен. Кроме того, я считаю, что если бы вернули литературные странички, которые раньше были в газетах, уже был бы огромный прорыв в этом отношении. Конечно, важно, заинтересует ли все это тех ребятишек, которым сейчас 8, 9… 12, 13 лет? Для них сейчас эта тема неинтересная, я по своему внуку Василию знаю. Он, кстати, стал моим соавтором сборника «Временно недоступен», моя там литература, его — дизайн. Раньше я безрезультатно пытался вовлечь Василия в литературу. Пробовал и так и этак — все без толку. А тут однажды он приходит из школы и говорит: «Я выиграл школьную олимпиаду по литературе, пошел на районный этап…» — «Я от тебя этого не ожидал, — говорю я. — Когда же ты стал увлекаться литературой?» Он отвечает: «Ну, там потихоньку я стал читать больше…» И так далее. Вот это уже позитивный момент, который позволяет на что-то надеяться!
