- Вот и Рыбачий, - сказал Гриша, – начнем завтра на рассвете, а пока заночуем здесь.
Рыбачий был практически полностью разрушенным поселком, находящимся, однако, в очень красивом месте: вековые деревья, дюны, приморский пейзаж…
Григорий Михайлович Зыблев, командир отделения саперов–разведчиков, - человек высокий, осанистый. Мудрый задумчивый взгляд светло-голубых глаз и морщины на лбу свидетельствовали о том, что на его долю выпало немало тяжелых испытаний. Сначала была русско-финская, теперь Великая Отечественная. Здесь, на Карельском фронте, он уже два года, с начала войны, поэтому знает все эти места как свои пять пальцев.
- Неплохой дом, правда?– сказал Женя Веселый (веселый он был потому, что в любой ситуации, даже в плену, не прощался со своими шуточками, очень часто глупыми и неуместными), указывая на довольно ветхий, но всё же слегка отличавшийся от остальных дом – единственный целый после бомбежки остался. -Пошли заглянем, может, что осталось…
Войдя в дом, весь взвод, состоявший из пяти разведчиков, надеялся найти еду, так как вылазка вместо запланированных двух суток продолжалась уже пятые и запасы продовольствия закончились. Но, к общему сожалению, единственный целый дом оказался совсем пустым, разве что кровати остались.
- Хотя бы топчаны есть, – буркнул Юра, – всё равно лучше не найти: одни руины.
И они стали располагаться… Разложив свой немногочисленный скарб по кроватям, разведчики разделились на две группы и пошли по деревне в поисках еды, людей или фашистов. Командир взвода Гриша был вместе с Иваном, который случайно попал на войну. Ваня только-только закончил школу, ему было всего 17, и как он оказался в действующей армии, для всех оставалось загадкой; сам он избегал разговоров на эту тему. В отряде его ласково звали Ванюшей, и мальчишка, кажется, не возражал.
Другая же группа состояла из уже известных нам Жени, Юры и еще одного очень подозрительного человека. В разных ситуациях он представлялся по-разному, своим он был известен как Андрей, но особо никто не верил, что это его настоящее имя. Он был настолько скрытным, что кроме имени, никто о нем больше ничего не знал.
Обойдя весь посёлок, ни та, ни другая группа ничего не нашла, кроме одного старого пса, такого тощего, облезлого и жалкого, но так искренне радующегося людям, что саперы без раздумий поделились с псом последним куском хлеба, которого на всех все равно бы не хватило.
Вернувшись в лагерь, никто даже не думал разводить костер, все сразу улеглись спать и даже часового не назначили.
С утра отряд выдвинулся на юго-запад. Задача состояла в том, чтобы расчистить от мин кусок поля довольно больших размеров, и пехота смогла бы без проблем перейти в наступление. Команда была достаточно опытная, и никаких трудностей не должно было возникнуть. Началась обычная, монотонная работа, сопряженная с огромный риском для жизни, ведь, как известно, сапер ошибается всего один раз. И этот раз случился…
Гриша как обычно легкими, отработанными до автоматизма движениями обезвреживал противопехотную мину и вдруг услышал вдали рев самолета. Он инстинктивно прижался к земле и случайно нажал на крышку уже откопанной мины, активировав тем самым запал. Зыблев прекрасно понимал, что если сейчас поднять руку (а именно рукой он нажал на мину), то произойдет взрыв. В этот момент перед его глазами не промелькнула вся жизнь, не перелистались в голове странички биографии, как пишут в книгах. Григорий вспомнил только письмо. Последнее письмо, полученное от его жены Анны, или Аннушки, как он ласково её называл.
Аннушка, ни на что не жалуясь, просто и даже как-то сухо писала, что решилась уехать из родного городка, потому как стрелять стали часто, а ребятишки боялись очень (их у Григория с Анной было четверо: самому старшему - 8 лет, а малышке Томочке - 10 месяцев). Зыблев вдруг увидел картинку глазами одного из своих сыновей: бомбежка, убитые и раненые прямо на улицах, кровь и стоны… Потом Аннушка осторожно, как будто извиняясь, описывала переправу на переполненной барже с огромным красным крестом ( знак того, что на этом корабле женщины и дети и стрелять по нему нельзя).Сапер и так знал, что немцев это никогда не останавливало, письмо жены лишний раз заставило содрогнуться и поблагодарить бога за то, что несмотря на бомбежку, несколько затонувших кораблей, перенесенный ужас, Анна с детьми осталась цела и по прибытию в Архангельск быстро нашла жилье и работу. Но душа за семью почему-то была неспокойна. Григорий не знал тогда, что вскоре в Архангельск явился отец Аннушки и сказал: «Забирай детей, поехали со мной в Еманжелинск. У нас всё есть: и еда, и вода, и жильё, и конопля, а войны нет…» На следующий день они выехали. Но по непонятной причине отец не довез свою дочь до дома, то ли побоялся, что продуктов на пятерых не хватит, то ли ещё что, но он высадил их на полпути в какой-то маленькой деревушке и уехал. Пришлось матери с четырьмя детьми добираться до Урала на бесплатном поезде. А поезд этот по всяким причинам часто стоял среди поля по несколько суток. Григорий не знал, как мучились без воды жена и дети в душном вагоне, что Анна его постепенно поменяла все свои более менее дорогие наряды и безделушки, которые он подарил ей перед самой войной и она ни разу не успела их надеть, на маленькие бутылочки с водой, что бы хоть как-то успокоить плачущих детей. Сама она воду не пила, боялась, потому что видела, как некоторые просто умирали от жажды, тогда ужасная вонь поднималась в вагоне, пока на глазах маленьких детей трупы просто сбрасывали с поезда на ходу…
-Я не могу тут умереть!- тихо сказал Гриша, - у меня забота дома.
Из однополчан рядом был только Женя, он, заметив, что командир замешкался, вопросительно смотрел в его сторону. Осознав, что произошло, Юра стал белее снега.
-Тащи вон тот камень, – Григорий указал в сторону небольшого деревца, под которым действительно лежал внушительных размеров валун, – сейчас спасаться будем, ты со мной?
Ничего не ответив, Женя пошёл по уже разминированному участку за камнем, и в голове звучала совсем невеселая сейчас прибаутка наставника в школе саперов: запал активирован – сапер ликвидирован.
- Значит так! – как можно спокойнее командовал Григорий. - Сначала привяжи к камню веревку, и подлиннее, потом я медленно убираю руку, а ты так же медленно кладешь камень на мину, нельзя допустить перепад нагрузок - иначе всё… Готов?
Задача была не просто трудная – невыполнимая. Но Женя без колебаний принялся помогать. С напарников градом лился пот, волнение было неимоверным, но задумка удалась. Они отошли на безопасное расстояние и даже не успели дернуть за веревку, как раздался специфический свист: совсем рядом разорвалась мина – их обнаружили. От первого взрыва никто не пострадал, но началась цепная реакция...
Григорий плохо помнит этот момент: сквозь летящую во все стороны землю он видел, как упал и больше не шевелился Ванечка. Кричать было бесполезно: гул стоял такой, что самого себя не услышишь. Потом он рукой нащупал что-то мокрое и теплое рядом и с ужасом понял, что это то, что осталось от Женьки. Андрея он не видел и так и не узнал, как выбрался из всего этого…
Очнулся он уже в медпункте, расположенном очень далеко от того злополучного места.
-Где я? Что со мной?
- Ты в медпункте, голубчик, - сказал доктор с козьей бородкой и толстыми круглыми очками – повезло тебе, в рубашке родился, так сказать, вон из тебя осколков сколько вытащил. - И протянул ему небольшую медицинскую ванночку полную окровавленных осколков. – в ноге, в руке, в плече, а из головы мы не можем достать, так что до конца жизни теперь будешь с ним ходить, память, так сказать, в голову въелась.
Григорий много раз пытался узнать, кто же его донес до лагеря, но всё тщетно. Вскоре его отправили домой и, пролежав некоторое время в областном госпитале, он приехал в Еманжелинск.
Сейчас я часто задаю себе вопрос, что же помогло выжить и моему прадедушке Григорию, и моей прабабушке Анне в то страшное время, и нахожу только один ответ - любовь… Мой прадедушка всё время думал о своей Аннушке, о своих детях и жил только для них. Забота о детях и тревога о муже помогла выстоять и прабабушке. Именно благодаря их мужеству, их любви, их стойкости и целеустремленности сейчас живу на свете и я…
