Однако прадед мой, по словам моего папы, который застал его в детстве живым, скуп был на рассказы о войне. В его представлении и не подвиг это был совсем, а исполнение долга - защитить свою Родину и своих родных от врага, напавшего и разорившего родную землю. Да и государство в те времена не воспевало своих фронтовиков, как нынче. Фронтовиками были все, и им предстояло возрождать свои дома, свою страну из пепла. Поэтому прадед мой всегда был занят делами, которые так и не кончились у него до самой его смерти.
При этом именно он научил моего папу читать и считать, сам с годами теряя зрение, учил его грамоте по газетам, и мой папа сначала по слогам, а потом и более внятно читал ему эти газеты, новости, которые он задумчиво переваривал в себе, не делая никаких комментариев. И лишь иногда все же делился с папой своими воспоминаниями о войне.
Как-то, слушая, как папа читает ему длинный доклад с очередного партийного съезда на весь газетный разворот, он сказал ему:
"А сейчас я расскажу тебе о том, какие у нас были партсобрания на фронте. В 1942 году летом фашисты начали новое наступление на юге. В августе они прорвались к Волге, начался штурм Сталинграда. Приказано было стоять насмерть. Как-то в минуту отдыха собрались мы в окопе, попались почти все партийные и комсомольцы. Слово за слово, рассуждали о том, о сем… О боях, о погоде, о письмах из дома, о старшине, о командире взвода, о «катюшах», которых тогда еще никто толком не видел. Потом покурили. Помолчали и вдруг заговорили о том, есть ли уважительная причина, чтобы вдруг оставить поле боя. Большинство сказало: «Нет, нет для бойца таких причин".
–Нет, есть - заявил один.
Повернулись к нему другие.
- А вдруг, как ранен?- предложил боец.
- Не должен и здесь покидать поле боя,- отозвались многие.
- А вдруг как резь в желудке?, а вдруг срочно в штаб вызвали?, а вдруг, а вдруг…
Спор стоял такой, что уже фрицы через Волгу в своих окопах прислушиваться стали.
Тут подошел командир, послушал, потом резко сказал:
- Есть одна уважительная причина.
Главный спорщик начал торжествовать:
- Я же вам говорил!
- Есть такая причина, - повторил командир, - есть, и эта причина – тсмерть.
В тот же вечер состоялось партсобрание в том же окопе и было оно очень коротким.
Слушали: «О поведении солдата в бою».
Постановили: "В окопе лучше умереть, но не уйти с позором".
Вопрос к докладчику: «Существуют ли уважительные причины для ухода с огневой позиции?»
Ответ: «Из всех оправдательных причин только одна принимается во внимание - смерть».
На том закрылось наше собрание. Не до длинных было тогда собраний. Нас ожидал бой. Самый главный спорщик не вернулся тогда из боя живым, потому что у него тогда была только одна для этого уважительная причина…"
Помолчав некоторое время прадед уже другим голосом, как будто вернувшись обратно из того окопа, проговорил:
- А я вот живу. Ем хлеб, веселюсь по праздникам. А он, или то, что было им когда-то, остался в той земле. Остался один – посреди России. Я его помню, помнят все, у кого не было в том бою уважительных причин покинуть поле боя".
По словам отца, прадед не говорил высоких слов, рассказывал о войне как о работе, как о том, что он должен был защищать свою родину. Для моего прадеда родина – просто земля. И нужно вставать во весь рост и идти в атаку. И умирать.. В чистом поле… Под небом России… Именно так русский человек выполнял испокон веков свой долг, так начинался его подвиг.
* * *
Дети беспощадной волей войны тоже оказывались в пекле страданий и осилили, вынесли то, что, казалось бы, и взрослому преодолеть не под силу. Война отобрала у мальчиков и девочек детство - настоящее, солнечное, с книгами и тетрадями...
Мой прадед, отец бабушки, был призван на срочную военную службу в 1941 году. На руках у прабабушки остались две маленькие дочери и три сына и старики, ее родители. Жили они далеко от линии фронта, но эхо войны отзывалось в каждом уголке Советского Союза. Как выжили дети военных лет, какие трудности они вынесли за эти годы, знают только они. Дети без детства.
В октябре 1942 года бабушке исполнилось девять лет, она с нетерпением ждала сентября, так как была уже записана в первый класс. Увы, в первом классе ей не суждено было учиться, в школу она пошла только через год. У прабабушки не было средств отправить детей в школу, не было тетрадей, одежды, а уж о том, как они голодали, мать не может вспоминать без слез. Писали на газетах, вместо чернил разводили все, что красится, ходили в школу босиком, и учительница водила их на речку мыть ноги и учила, как лучше их отмыть и какой камешек выбрать. Очень тяжело было зимой. Избы были с земляным полом, спали на лавках, и все время хотелось кушать. Не было никакой еды, с нетерпением ждали весны, когда поспеют ягоды, грибы, которыми можно будет насытиться вдоволь.
Взрослые каждый день ждали новостей с фронта, которые можно было услышать только по радио и из редких писем - треугольников, которые присылал их отец. Конечно, о победе всегда говорили все и всем. Большая победа в войне складывалась из маленьких побед и маленьких успехов. И действия каждого человека на фронте или в тылу складывались из этих маленьких побед, маленьких успехов. И в каждом деле, сопутствующем успеху, была вера, вера в успех, даже самый маленький, вера в маленькую победу во имя общей большой победы.
Моя бабушка - ребенок войны, она родилась в 1933-м и помнит войну босоногой и голодной. Их семья жила в Казахстане, в глухой деревне, где в годы войны все было подчинено фронту, женщины работали в поле, выкармливали скот. Зерно, мясо, молоко - все сдавалось фронту. А в каждом доме по пять-шесть и больше голодных ребятишек, отцы которых на войне, а матери в поле.
В 10 лет мою бабушку взяли нянечкой в детский сад, присматривать за младшими детьми, эта работа давала возможность не быть постоянно голодной, так как детей в яслях кормили. Она рассказывала мне, как всё¸ что вырастало в огороде, молоко и масло, которое давала корова-кормилица, яйца, нужно было сдавать для фронта. Самим не оставалось ничего. Иногда их бабушка делила им на всех одно яйцо, снесенное курицей, а остальные бережно складывала на «план», тогда на каждый двор был план по яйцам, молоку, маслу. При этом всем детям строго наказывала, чтобы не проболтались на улице о съеденном ими яйце. Лозунг «Все для фронта!» мог легко обернуться 10 годами лагерей.
В их деревню привезли эвакуированных, а также ссыльных, у них не было вообще ничего. Эвакуированные дети были из Ленинграда, кожа на их лицах казалась совсем прозрачной. В школе всем выдали талоны на дополнительное питание, которое вообще-то для всех и было основным, потому что дома есть было нечего.
В школьной столовой напротив моей бабушки за столом сидел мальчик, который быстро съедал свою порцию и пристально смотрел на тарелку моей бабушки, а у нее в это время кусок застревал в горле, и она молча делилась с ним своей порцией. Всю жизнь она помнит глаза того мальчика. Наверное, с тех пор у этого поколения уважительное отношение к еде, к хлебу, я с детства слышал: «хлебом баловаться нельзя».
Для моей бабушки и ее братьев и сестры война окончилась в 1944 году, потому что именно тогда вернулся их отец с фронта. Это был первый солдат в их деревне, вернувшийся с войны, хотя и тяжело раненым, но живым.
...Стояло половодье, деревня со всех сторон была окружена разлившейся водой, и только ранним утром и поздним вечером людей переправляли для работы в поле и на МТМ на специально сделанном плоту. Со стороны деревни ребятня, в том числе и бабушка, пускали газетные кораблики по течению.
Вдруг подъехала «полуторка» с той стороны реки. Из кабины вышел солдат, машина сразу же уехала, а солдат в недоумении остановился перед водой. Плот находился у другого берега со стороны деревни.
Дети, замерев, смотрели на солдата, и каждый из них силился узнать в нем именно своего отца или брата. Солдат первым окликнул мою маму, узнав ее, крикнул, чтобы она бежала в деревню, чтобы плот переправили на тот берег. Ребята кинулись врассыпную - кто стал кричать, кто побежал извещать о солдате в деревню, а Вера –моя бабушка – не могла сдвинуться с места, застыв, не могла оторвать глаз от солдата на том берегу, от своего отца, ее личная война уже закончилась, ее отец вернулся с фронта, вернулся живым…
До победы еще оставался целый год, но именно их семье этот год суждено было уже прожить вместе¸ и хотя теперь и мать и отец пропадали в поле вместе, дети знали, что у них есть и мать и отец.
А потом была очередная весна и Победа, с фронта стали возвращаться солдаты, жизнь в их поселке закипела с новой силой.
Осенью Вера пошла в очередной класс. Тот мальчик с пронзительными глазами из школьной столовой уже уехал. Но им все равно опять выдали талоны на дополнительное питание.
Война кончилась, слава богу, и она уже забыла, мало ли отчего возник напротив нее этот пацан . Он сел напротив нее и вдруг проговорил:
- Если можешь, оставь!
Она посмотрела на него внимательно:
–Но ведь война уже кончилась! - хотела сказать, вернее даже спросить у него.
А он глядел на нее голодными глазами. Когда так смотрят, язык не поворачивается. Она пододвинула ему свою тарелку, а котлету поделила пополам.
Войны кончаются рано или поздно. Но голод отступает медленнее, и слезы детей долго не высыхают. Моя бабушка это помнит.
Не забыли бы мы, кто не знает вкуса крапивных котлет и ценности одного на несколько человек куска хлеба.
Это все - правда войны. Это было и об этом нужно помнить…