Не очень одинаковые люди
— Владислав Сергеевич, недавно новость вышла, что в культурном слое Каповой пещеры, которая находится на Южном Урале, вами обнаружена синяя краска. Получается, что не только охрой и углем творил древний человек? Насколько это открытие неожиданно и значимо?
—Мы прекрасно знаем, что Капова, Игнатиевская, Серпиевская вторая пещеры на Южном Урале являются центрами пещерного палеолитического искусства. И мы все привыкли, когда смотрим на эпоху позднего палеолита, считать, что люди рисовали красками красного цвета, желтого и черного... Правда, когда говорим про красный цвет, имеем в виду не единственный какой-то оттенок. Из открытых стоянок известно, что использовался пусть и редко белый цвет, знаем единичные случаи использования зеленого цвета. При этом уже несколько десятилетий, если говорить только про территорию нашей страны, наши коллеги сообщали о том, что были найдены изделия, например, украшения, связанные с синими или ярко-голубыми камнями.
Некоторое время назад при переисследовании знаменитых сибирских женских статуэток палеолитических венер, на некоторых из них были обнаружены краски синего цвета. Потом они были найдены в Сибири и на некоторых других стоянках. Стало очевидно, что палеолитический человек знал этот цвет, что, к слову, вызвало довольно бурные дискуссии в среде специалистов. Ведь ранее считалось, что знакомство человека с цветом шло очень постепенно. Критики приводили разные этнографические данные, например, что современные бушмены знают только базовые цвета типа черного, желтого, красного, а синий или зеленый им не знакомы. Мол, эти цвета входят в культуру и в визуальную эстетику человека намного позже.
— То есть считалось, что до бронзового века синий цвет и не существовал, не использовался? Везде? Но может в одной части Земли его и не знали, а на Южном Урале, например, знали, разве так быть не может?
— Очень часто, когда говорим про древние времена, мы почему-то считаем, что люди, все, которые жили тогда, вот все-все-все стояли на одном уровне развития, уровень развития культуры был одинаков. Но представим себе, что прошло 10−20 тысяч лет с сегодняшнего дня и люди, которые живут в будущем, говорят о людях начала XXI века — «Они же все были одинаковы». И здесь вопрос, а какой уровень будет восприниматься в отношении нас одинаковым? Это будет уровень, предположим, современного Нью-Йорка, Москвы, Новосибирска, Челябинска и Екатеринбурга или это будет уровень современных охотников-собирателей Австралии, которых никто старается сейчас не трогать и которые живут очень традиционно, также как многие тысячелетия назад? Вот что для людей будущего будет общим уровнем для всего человечества? Никто не знает.
— Вот-вот, говорить о людях древности, как и о нас с вами усредненно, как минимум, глупо.
— Не то, что бы глупо. Просто у нас изначально мало информации о том времени. А потом мы привыкаем так говорить, и даже когда появляются новые данные, нам проще их не заметить, либо сказать, что это ведь только один случай, а нам нужна серия.
— Вернемся же к вашему открытию синей краски в Каповой пещере. Как оно случилось?
— Дело в том, что уже достаточно давно у меня были мысли о том, что нужно менять методику полевых исследований. Мы пробовали разные подходы. И сейчас, когда появилось время, медленно начали с использованием определенного несложного лабораторного оборудования переисследовать то, что было найдено в культурном слое ранее. И вот как раз здесь и были выявлены нашими студентами эти самые свидетельства использования синей краски.
Когда производится процесс расчистки в пещере, это всегда делается очень тонким инструментом, расчищается буквально по миллиметрам. Таким образом, следы, которые можно увидеть без микроскопического увеличения, и были обнаружены, зафиксированы, отмечены, где были расположены. Но у нас оставались очень серьезные сомнения в том, что это краска. Ведь не исключено, что это могло быть чем-то современным или чем-то изменившим цвет под воздействием чего-либо. Сразу скажу, что найдены были не какие-то особые места скопления только синего цвета, синий был там разный — ярко-синий, небесно-голубой, нежно-голубой цвета.
— Уже ясно, что в основе этой синей краски, из чего ее делали?
— Это явно минерал. Есть разные предположения, но сейчас исследования еще идут, поэтому дать какое-то даже направление будет, на мой взгляд, не очень корректно.
Игнатиевку перепроверят
— Цвет же на самом деле меняет все. Он меняет представление о прошлом, подчас, кардинально. Когда-то мы считали динозавров однотонными, но теперь ученые уверены, что они были разноцветными, как птички, и это эпоха стала восприниматься нами совсем по-другому. Долгое время мы думали, что архитектура, скульптура Древней Греции были просто белоснежными, а теперь исследования показывают, что они там всеми красками цвели. То есть, люди палеолита на Южном Урале тоже жили в чрезвычайно разноцветном мире?
— Безусловно. Более того, не только на Южном Урале, а еще и на территории от Сибири и Алтая до Русской равнины люди жили в мире разных цветов. Некоторые цвета были для них более доступны, а некоторые менее, их использовали реже. И, видимо, их ценность была значительно выше, чем привычные красновато-охристые оттенки. То есть, мы можем говорить не только о разноцветности мира вокруг человека в эпоху палеолита, но и о значимой ценности некоторых цветов, о градации в обществе, в том числе иерархической.
—То есть цари не случайно в последующие эпохи отличались по цвету в одежде от своих подданных?
— Почему только в одежде, мы забываем об аксессуарах. Ведь существуют сумки и существуют сумочки, существуют рюкзаки и существуют кошельки… И через них статус передается не хуже, если не лучше чем через одежду. Например, совсем недавно пришла замечательная новость об открытии в Центральной Европе погребального комплекса позднего неолита, где статус погребенных женщин подчеркивался только сумочками для переноски детей, которые были расшиты огромным количеством зубов собак. Есть версия, что, возможно, собаки, ну или некоторая их часть, выращивалась специально для украшения этих сумочек. Таким образом, существуют очень сложные идеи демонстрации статуса через аксессуары, а не через одежду. И мы не должны забывать, что и эпоха верхнего палеолита также обладает сложной культурой.
— Таким образом, применение цвета могло иметь строгие правила? Мы, может быть, не догадываемся, что, условно красный цвет использовался, например, для рисования на пещерной стене, а условно синий цвет — для раскраски деревянной рукояти скребка? Такое же тоже могло быть?
— Мне кажется, что если серьезно подходить к этой теме, то сейчас необходимы открытия использования синего цвета не только в Каповой пещере, а в нескольких местах. Мы только начали переследование и пересмотр материалов. Если бы это было найдено в одном месте, мы могли бы сказать, что столкнулись с чем-то уникальным и возможно случайным. Но когда мы видим, что во многих местах, в разных культурных слоях, по стратеграфическим позициям это есть, то понимаем, что этот цвет использовался серийно, регулярно. Это главный аргумент для существования некоего явления в археологии. И здесь мы можем предположить, что раз рисунков синего, голубого или зелёного цвета на стенах пещер нет, это означает, что как и набор образов, которые изображались на стенах пещер, так и набор художественных средств, в частности цвета красок, которыми рисовали, был культурно регламентирован, ограничен и лимитирован не потому, что люди не знали других животных или не потому что они не умели делать другие краски, а потому что для каждого свое.
— Ваша экспедиция исследует многие территории на Южном Урале. В Игнатьевской пещере в Челябинской области, например, вы тоже копали. Не появилось идеи сейчас проверить свои бывшие находки на присутствие там синих красок?
— Да, конечно, мы пересматриваем сейчас все материалы вне зависимости от того, на каком памятнике это было найдено.