О том, кто, откуда и почему отправил вагон казахских вещей в питерскую Кунсткамеру шла речь в программе «Говорящие» в рамках проекта «Радио Наука» на Гранада ТВ. Гостем этого выпуска видеоподкаста стала культурный антрополог, научный сотрудник заповедника «Аркаим» Анна Закирова.
«Я бы такое не отдала»
— Что это за история, каким образом далекая питерская Кунсткамера связано с нашим, столь отдалённым от столицы регионом?
— Как мы все знаем, Кунсткамера была открыта по указу Петра I, и на 1800 год в ее фондах фиксировалась некая коллекция казахских вещей. Непонятно, что там было, как она экспонировалась. В конце XIX века в Санкт-Петербург приезжает Биркимбаев Лаикжана Дербисалиевича и оказывается в Кунсткамере. Там он смотрит на казахскую культуру и замечает, «ну у вас как-то тут бедненько, как-то вот не такая у нас культура, мы живем по-другому». Пообещал, что через какое-то время он за свой счет отправит предметы традиционной культуры, чтобы пополнить экспозицию фонда Кунсткамеры. Все подумали, что это были просто слова. Но через год, в 1899 году в Кунсткамеру, в сопровождении старшего советника областного Тургайского управления Ивана Ивановича Крафта и врача Белиловского поступает вагон предметов (88 предметов) с территории Саройской волости.
Помимо того, что это пополнение коллекции, чему любой музейщик обрадуется, там были такие предметы, которые можно назвать настоящими семейными реликвиями. Я бы, например, такими уникальными вещами с музеем, ну извините, но не поделилась бы.
— И что же это за уникальные вещи и насколько они были ценны для казахов того времени?
— Ну, например, не так давно в Кунсткамере открыли новый зал, где теперь экспонируется саукеле из того вагона — это женский свадебный головной убор. Весит он около трех килограмм, в нем есть бархат, сердолик, золото, коралл, перо филина и даже мех выдры. В то время его оценивали в 600 рублей, тогда это 10 хороших скакунов или 60 кобылиц в табун. Я бы такое не отдала. И это только одна вещь, а их был целый вагон. В Кунсткамере есть еще пояс, который носит название кисе. В нем тоже много чего используется — кожа, сердолик, серебро, фольга, позолота еще есть. И мы точно знаем дату его изготовления — 1869 год. Его стоимость 300 рублей по тем деньгам.
Прислали в том вагоне и копию юрты. Юрту целиком отправить могли, но она много места занимала, поэтому решили сделать реплику. Она стала, по сути, первой в истории музейной копией юрты. Кроме размера, все в ней было подлинное — каркас, войлок, тканые полосы.
Привязка к местности и людям
— Я так понимаю, вплоть до нашего времени было не ясно, откуда же конкретно все это добро, и вы эту загадку разрешили?
—Для начала мы выяснили, что это за записанная в карточках Саройская волость, как место сбора коллекции. При приемке предметов записали и забыли. В результате у коллекции не было территориальной привязки и, естественно, не было никакой информации об её собирателях. Мы смогли доказать, что Саройская волость, она вот у нас, на территории современной Челябинской области располагалась, ныне это рядом с поселком Огнеупорный.
Из документов Кунсткамеры также было известно, что у той казахской коллекции было два собирателя — Биркимбаев Лаикжан Дербисалиевич и Иманбаев Хасан Ешмухамбетович. Биркимбаев был сыном оренбургского полковника, представителя казахской общины. Его история была плюс-минус известна. А вот второй собиратель Хасан Иманбаев был несколько скрыт в тумане времени. Про него информации вообще никакой не было. Мы начали ее собирать, и это было вообще похоже на детективное расследование, когда ты по крупицам выуживаешь информацию о человеке.
Выяснив, где находилась Саройская волость, мы предположили, что там был аул, а значит должен быть и зират (кладбище). Перед этим в Чесменском районе мы на одном из зиратов обнаружили красивую стелу, сделанную не из местного камня. Мы перевели надписи на ней и узнали, что она принадлежит Имамбаю — деду того самого Хасана, который передал в Кунсткамеру вещи. Так потихонечку вот этот клубочек распутывался. Смотрели, какие были у Имамбая братья, кто были его дети, стали искать родственников. В какой-то прекрасный летний день, мы поехали в археологическую разведку и наткнулись на кладбище, которое находится прямо возле границы Российской Федерации с Казахстаном. И здесь мы увидели надгробие с надписью на русском языке — Хасан Имамбаев. И тут у нас, конечно, всё сошлось — вот он, собиратель, вот, видимо, его захоронение.
— То есть вы нашли последнее пристанище человека, который и запустил, по сути, вот эту историю с Кунсткамерой?
— Да. Мы впоследствии все проверили, всё там по годам и другим моментам сходится. Мы передали информацию в Кунсткамеру. После даже принимали участие в их конференциях, где поделились результатами своих исследований.
— Вернемся к коллекции. Вы рассказали об очень богатых, красивых вещах. Но, насколько они все-таки действительно отражают быт южноуральских казахов того времени? Может на какой-нибудь праздник в такие вещи действительно, и наряжались, но вот в быту они их не носили? Не получается ли, что казахи южноуральские, которые собирали коллекцию для Кунсткамеры, могли собрать в основной своей массе пусть и традиционные, но не очень-то эксплуатирующиеся предметы? И посетители музея видят лубок и ничего более?
— Это очень хороший вопрос. Такой же вопрос часто задается даже к таким казалось бы надежным свидетельствам как фотоснимкам — что на самом деле зафиксировали фотографы, как это можно интерпретировать. Если говорить про нашу коллекцию, то тут нужно понимать, что многие предметы, которые есть в Кунсткамере, понятно, что от сердца прямо не отрывали, легко с ними расстались, потому что часто не использовали. Но помимо праздничной одежды, такие как саукеле и пояс, там ведь немало и обычных вещей. Там, например, есть мужские порты, сделанные из шерстяного полотна, пуговицы из серебра. Так что не думаю, что в музее показан не существующий быт.