Как считают очень многие аналитики спецслужб, именно выдающийся советский разведчик-нелегал и агент коминтерна - Исхак Абдулович Ахмеров, уроженец города Троицка, стал реальным прототипом легендарного Штирлица.
Передовик из зондеркоманды
Как оказалось, и остросюжетный роман Юлиана Семенова “Противостояние” — последняя часть трилогии о трудной и опасной работе полковника милиции Владислава Костенко (“Петровка, 38”, “Огарева, 6”) — воспроизводит вполне реальную историю, случившуюся в Челябинске.
Герой романа Николай Кротов — особо опасный преступник-рецидивист, убийца, предатель, провокатор — тоже был срисован Семеновым с натуры. Челябинец Бойко, так же как и Кротов из романа, служил в рядах Советской армии, сразу после начала войны переметнулся на сторону немецко-фашистских захватчиков. Был завербован абвером, прошел курс подготовки в разведшколе, затем был перевербован СД, входил в различные диверсионно-террористические группы.
По вине Кротова и его челябинского прототипа было убито множество советских солдат и офицеров. Был так же силен, хитер, расчетлив, опытен. Имел множество фамилий…
А начиналось все как в шпионском фильме. 1 сентября 1973 года в многотиражной челябинской газете “Всходы” появилась обычная по тем временам заметка, сопровожденная фотографией: “По-ударному трудится на втором отделении совхоза “Кассельский” шофер Челябинского ПАТО-1 Василий Алексеевич Бойко.
Работая на перевозке силосной массы от комбайнов, Василий Алексеевич вывозит за одну смену по 60 — 70 тонн. Этого он добивается благодаря умелому использованию автомашины. На передового водителя равняются и его товарищи по работе...”
Редактор газеты, конечно же, не знал, что “передовик производства” находится в активной разработке УКГБ по Челябинской области с 1972 года. И его газетная фотография очень пригодилась для опознания.
Как в дальнейшем выяснилось, бывший военнослужащий Красной Армии Василий Бойко попал в окружение и добровольно сдался в плен под Вязьмой. Изворотливый Бойко был на самом деле рядовым, но на всякий случай представился допрашивавшим его вербовщикам из германской разведки лейтенантом.
На захваченной территории Смоленской области в тот период времени германской военной разведкой (абвером) при участии СД (службы безопасности Третьего рейха) и СС была сформирована особая истребительная команда “Бишлера” (Zersto-rungskommando “Bischler”) для борьбы с партизанами, она в дальнейшем получила широкую известность как “Военная команда охотников Востока”. Бишлеровское формирование было во многом скопировано с фашистских зондеркоманд и отрядов ГФП — тайной полевой жандармерии.
Стремясь выработать действенную тактику борьбы с партизанами, в вермахте приступили к формированию в составе воинских частей “охотничьих”, или “истребительных команд” (jagdkommando, zerstorungskommando). Несколько позже была утверждена и инструкция, согласно которой в команды “охотников” следовало отбирать только опытных, бесстрашных и хорошо подготовленных солдат и унтер-офицеров, способных успешно действовать в любой обстановке. На должности командиров рекомендовалось назначать инициативных офицеров, знакомых с тактикой партизанской войны и увлекающихся спортивной охотой.
Василий Бойко охотно пошел на сотрудничество с немецкой разведкой, принял присягу на верность фашистской Германии, прошел специальную подготовку и вскоре был назначен командиром карательной роты.
Ягдкоманды фашистов тогда начали широко применять против партизан их же собственную тактику. Они скрытно выслеживали советских патриотов и внезапно атаковали их с близкого расстояния. Расстреливали или захватывали пленных — словом, действовали так, как действуют только опытные охотники.
Инструкции требовали от “охотников” безжалостного “уничтожения каждого, кто попал в западню”, в том числе любых случайных свидетелей. Один из бойцов ягдкоманды вспоминал после войны: “Охота на партизан продолжалась два-три дня. Мы прочесывали местность и всякого, кого встречали в лесу, будь он с оружием или без оружия, обычно убивали без следствия и суда”.
Василий Бойко нес “службу” исправно и вскоре из рядовых дослужился до звания капитана немецкой армии, получил за усердие две медали “Знаки отличия для восточных народов — Ост” 2-й и 3-й степени, в серебре и бронзе.
Бойко охотно командовал массовыми расстрелами, возглавлял карательные экспедиции против партизан и десантников и при этом не раз лично загонял пленных и сочувствующих сопротивлению мирных граждан в машины-”душегубки”, специально доставленные для “быстрого и качественного” умерщвления людей из Германии. В операциях с участием Бойко было расстреляно более 3500 советских граждан. Лично Бойко расстрелял не менее 39 человек.
Бишлеровцы дислоцировались в городе Дорогобуже, создав там два концентрационных лагеря смерти — “Камера № 1” и “Камера № 2”. Первый концлагерь откровенно называли “камерой смертников”: живым из-за колючей проволоки не выходил никто. Выход был только один — в противотанковый ров за городом либо на пустырь у Покровского кладбища.
Здесь меньше чем за девять месяцев бишлеровцы расстреляли свыше 2500 человек. В том числе и около 80 больных Дорогобужского дома инвалидов. Аресты проводились с завидной пунктуальностью. Каждый день на дорогобужских улицах появлялся своего рода катафалк — грузовая машина с прицепом, в которую помещались 60 — 70 человек.
Каратели роты Василия Бойко обычно расстреливали стариков, детей и женщин у противотанкового рва под Дорогобужем и в деревнях Леоново и Залазна Сафоновского района.
В 1948 году Бойко был арестован сотрудниками военной контрразведки как пособник немецких оккупантов. Свое участие в карательных акциях на территории Смоленской области умело скрыл. В 1955 г. из мест заключения был освобожден.
Скрываясь от возможного наказания за массовые расстрелы мирных граждан, выехал в Челябинск. С 1956 года работал водителем автотранспортного предприятия, характеризовался исключительно положительно, имел более 40 поощрений и почетных грамот...
Скрупулезная негласная работа челябинских чекистов заняла несколько лет и была завершена лишь в середине 1980-х годов.
Доказательства преступлений собирались по всей стране. В результате оперативно-розыскной работы подразделений КГБ СССР были установлены трое опаснейших карателей из отряда Бишлера, в том числе и Бойко.
Затем были найдены более 50 очевидцев их преступной деятельности, которые впоследствии были допрошены в качестве свидетелей и потерпевших. Работа по выявлению и опросу очевидцев производилась оперативными сотрудниками в Москве, Омске, Смоленске, Каунасе, Калининграде, Челябинске, Витебске, в городах и населенных пунктах Московской, Смоленской, Куйбышевской, Пермской, Кемеровской, Джезказганской, Волгоградской, Могилевской, Саратовской областей и даже в Красноярском крае.
В 1983 году сотрудниками КГБ были получены все надлежащие материалы, на основании которых в 1983 году прокуратурой Московского военного округа возбуждено уголовное дело.
10 мая 1984 года сотрудниками УКГБ СССР по Челябинской области Бойко был арестован. Объем обвинительного заключения, содержащего описание преступлений Бойко и двоих его сообщников, составил 44 машинописных листа. 21 декабря 1984 года в ДК железнодорожников Смоленска трибуналом Московского военного округа рассматривалось уголовное дело карателей Бойко, Хохлова и Кувичко, занимавших командные должности в известном особыми зверствами соединении Бишлера, действовавшем на территории Смоленской, Брянской и Могилевской областей. Процесс вызвал широчайший общественный резонанс в стране — чекисты судили волков в овечьей шкуре, около 40 лет умело скрывавшихся от правосудия.
Военным трибуналом Московского военного округа Бойко был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 64а УК РСФСР (измена Родине с переходом на сторону врага), и приговорен к смертной казни.
На суде душегуб заявлял: “Признаю себя виновным только на пять процентов”. И довольно долго доказывал, что он три года охранял “какие-то объекты” и лишь краем глаза видел творившиеся вокруг злодеяния. И даже неоднократно пытался уйти к партизанам.
Но свидетельские показания разрушили замок из песка, старательно возводимый немецким карателем. В ноябре 1985 г. приговор был приведен в исполнение...
Челябинск наводнен агентами абвера
Послевоенный Урал оказался буквально нашпигован военными преступниками — от обычных дезертиров до агентов германской разведки и диверсантов абвергрупп. Кто-то проходил фильтрацию в лагерях для военнопленных, скрывая детали своей биографии, кто-то под чужим именем, по чужим документам устраивался на неприметную работу, кто-то вливался в банды, которых после войны было видимо-невидимо.
Первую крупномасштабную зачистку в Челябинской области сотрудники Управления НКГБ совместно с армейскими частями и милицией провели уже летом-осенью 1945 года. Тогда только в Челябинске и в пригородных селах были ликвидированы свыше 160 различных бандитских группировок. И народ в этих бандах был очень даже непростой.
Бывший десантник, разведчик и оперативный сотрудник контрразведки “Смерш” писатель Владимир Богомолов в своей повести “В августе 44 года” достаточно подробно описал уровень профессиональной подготовки выпускников Варшавской разведшколы абвера, действовавших в нашем ближнем армейском тылу под псевдонимом Неман…
И действительно одним из самых сложных дел, потребовавших от сотрудников госбезопасности Челябинской области кропотливой работы и слаженности в действиях с другими региональными управлениями, стало дело оперативной разработки Николая Беспалова, скромного главного бухгалтера Нязепетровского леспромхоза.
Все началось с подробной информации об одном из основных спецподразделений Абвера — “Варшавской разведывательной школы”, находившейся в непосредственном подчинении штаба “Валли”. Школа являлась центральной и показательной по вопросам подготовки квалифицированной агентуры из советских военнопленных, в основном среднего командного состава с высшим и средним образованием. Комплектованием школы, как правило, занимался лично начальник школы майор Моос, известный курсантам как Марвиц.
Помимо агентов, завербованных в лагерях военнопленных, в Варшавскую школу направлялись агенты, прошедшие предварительную подготовку и в других разведывательных школах.
Как указано в справке УКГБ по Челябинской области по делу Беспалова, при разведшколе была создана специальная группа 1-Г для обеспечения всей перебрасываемой в советский тыл агентуры фиктивными документами. В ее составе было четверо-пятеро немцев-граверов и графиков и несколько завербованных немцами военнопленных, знавших дело¬производство в Советской армии и советских учреждениях.
Группа 1-Г занималась сбором, изучением и изготовлением различных советских документов, наградных знаков, штампов и печатей советских учреждений, воинских частей и предприятий. Бланки трудноисполнимых документов (паспорта, партбилеты) и ордена группа получала из Берлина.
При аресте в 1945 году нескольких агентов этой школы и в ходе их допросов всплыла кличка Лукин Петр, под которой служил некто Беспалов, уроженец Свердловской области, бывший старший лейтенант Красной Армии, попавший в плен в 1943 году и прошедший несколько сборно-пересыльных и офицерских лагерей.
Интерес к военнопленному проявил сотрудник немецкой разведки Маттерн; по его же просьбе Беспалов написал автобиографию и подробно рассказал о службе в качестве штабного работника Красной Армии, пояснив особенности ведения той или иной документации.
“В школе Валли-1, как сообщили на допросах его “подельники”, Беспалов работал при штабе в отделе 1-Г по заполнению и оформлению фиктивных документов, а также вел регистрацию агентов, выбывающих на задание”.
Рассказали также, что в школе Беспалов пользовался всеми правами и льготами, как официальный сотрудник (питание, обмундирование, денежное довольствие). За активную работу и положительные результаты в январе 1945 года Беспалову было даже присвоено звание унтер-офицера.
С наступлением советских войск школа была эвакуирована сначала под Берлин, затем в Баварию. В эвакуации школы Беспалов принимал личное участие. В мае 1945 года он вместе с другими военнопленными — сотрудниками школы был помещен в лагерь военнопленных, дислоцированный на территории Австрии, откуда он был освобожден американскими войсками, затем оказался в лагере для советских военнопленных в Зальцбурге.
При прохождении фильтрации факт службы в немецкой разведывательной школе скрыл, указав, что весь период пребывания в плену был задействован на разных тяжелых физических работах. После прохождения государственной проверки он был восстановлен в воинском звании “старший лейтенант” и направлен на работу в Орловскую область, а затем в 1946 году был демобилизован и прибыл на родину, в Нязепетровск.
Его удалось выявить лишь по приметам, сообщенным в ходе допросов его “однокурсников”, и то лишь в 1948 году. Сразу арестовывать не стали — выслали фотокарточку Беспалова для опознания. После утвердительных ответов Беспалову, как официальному сотруднику Варшавской разведшколы абвера, было предъявлено обвинение по статье 58-16 УК РСФСР — “Измена Родине”…
Боевик Скорцени на службе Аллена Даллеса
Об огромной работе, проведенной 4-м отделом УКГБ по Челябинской области (антисоветское подполье, националистические формирования и враждебные элементы), свидетельствуют архивные следственные дела по многим выявленным военным преступникам…
В небольшом южноуральском городке в середине 1950-х годов в геологоразведочной экспедиции работал Николай Петренко. Был он на хорошем счету, неплохо зарабатывал, перевыполнял норму, никогда ни с кем не ссорился и даже был назначен старшим буровым мастером.
Все бы ничего, но одна мелочь в его поведении заставила обратить на себя внимание “органов” — он никому не писал и ему никто не писал писем; он даже не выезжал в отпуск. При этом Петренко часто рассказывал о немецкой каторге; это не было удивительным — через фашистские застенки прошли десятки тысяч советских людей. Настораживало чекистов другое: иногда он явно путал события, факты и даты.
“Разрабатывал” Петренко майор государственной безопасности Евгений Антонов. Вскоре им был послан запрос в Донецкую область, где, согласно автобиографии, Петренко жил до войны. В Челябинское УКГБ пришли протоколы допросов еще в годы войны задержанных агентов “Абвергруппы-203”, именовавшейся также “Зондеркомандой-203” особого соединения “Бранденбург-800”, в которых упоминался и Петренко, учившийся с ними в разведшколе и даже числившийся на хорошем счету у немцев и живший в отдельном помещении.
Вместе с протоколами были получены и приметы военного преступника, во многом совпадавшие с портретом работника геологоразведки. Окончательные сомнения развеялись, когда были проведены повторные допросы и опознание по фотокарточке.
Петренко арестовали и отвезли в Донецкую область, в село Прасковеевку, где летом 1942 года карательный “казачий взвод” расстрелял несколько десятков советских узников. Указав на место захоронения, Петренко признавался: “Когда ямы были выкопаны, немецкий майор приказал всем гражданам лечь в них лицом вниз. Некоторые ложились сами, а кто не хотел, тех толкали мы. После этого майор к каждой яме поставил по два человека из “казачьего взвода” и приказал стрелять. Стреляла вся команда, стрелял и я. Когда все было кончено, немецкий офицер приказал через переводчика зарыть ямы. Мы стали их забрасывать землей, слышались стоны, некоторые еще были живы...”
Петренко, как выяснилось, предал родину дважды — сначала прошел различные разведшколы, бежал за немцами в Австрию, а затем его “заслуги” попали в поле зрения американской военной разведки. Ему сочинили легенду об освобождении из плена и, сопроводив необходимыми документами, передали советскому командованию. В конце 1945 года успешно легализовался на промышленном Урале...
Под чужим именем
В 1954 году в Челябинске появился еще один неприметный житель — Василий Прищепа. Появился после отбытия срока наказания, объяснив свою судимость трагической ошибкой, которая, скорее всего, была обычной для военного времени. По его словам, он был назначен начальником оперативной группы по ликвидации банд, действовавших на освобожденной территории, и во время одной из операций его опергруппа приняла другую такую же опер¬группу за противника — завязалась перестрелка, в которой был убит ее командир.
Уроженец Киева и выпускник Житомирского горного техникума, Прищепа, как свидетельствует его послужной список, с начала войны был призван в армию, стал стрелком особого истребительного батальона, а с мая 1942 года до победы был командиром отделения разведки 623-го артполка 187-й стрелковой дивизии; освобождал Польшу, Венгрию, Германию, Чехословакию, был трижды ранен и дважды контужен. “Официальный” список был замечательным — смущало лишь то, что его обладатель не имел никаких наград...
В Челябинске Прищепа работал в различных строительных организациях сначала бригадиром, затем прорабом. Окончил филиал Магнитогорского строительного техникума и двухгодичную школу мастеров. К моменту его выявления — в начале 1970-х годов — работал начальником сектора технического надзора отдела зданий и сооружений Челябинского металлургического завода. За все время проживания в Челябинске на родину ни разу не выезжал, объяснял это тем, что близкие родственники умерли или погибли, а к другим ехать не хотелось.
Совокупность трудно объяснимых отдельных моментов из биографии Прищепы дали основание подвергнуть их дополнительной проверке, которую поручено было осуществить оперуполномоченному 2-го отдела УКГБ (внутренняя безопасность и контрразведка) лейтенанту Александру Макееву и начальнику отделения этого же отдела подполковнику Ивану Шаловских.
“В процессе начатой проверки, — сообщалось в подготовленной Иваном Петровичем Шаловских справке, — установлено, что проживающий в Челябинске Прищепа В.А. имеет значительное сходство с разыскиваемым УКГБ УССР по Житомирской области Прищепой Василием Андреевичем, 1918 г.р., уроженцем Житомирской области, Черняховского района, пос. Черняхов.
Последний в конце 1941 года поступил в Черняховскую районную полицию и в должности полицейского прослужил до осени 1943 года, принимал участие в расстрелах советского партактива и еврейского населения, лично расстрелял бывшего работника НКВД Клименчука.
В 1943 году бежал с отступающими немцами. Оказавшись впоследствии в рядах Советской армии, в анкетных данных указал, что родился в Киеве, принимал участие в боях...”
Выяснилась и причина судимости — в 1945 году, проходя службу в одной из воинских частей в должности старшины, он в результате дерзкого хулиганства обезоружил часового, совершил насилие над командиром взвода и двумя выстрелами в упор убил командира роты. Высшую меру наказания ему тогда заменили 10 годами ИТЛ. В родной Черняхов он уже больше не возвращался.
Дальнейшая проверка не только подтвердила полную идентичность проживающего в Челябинске Прищепы с разыскиваемым УКГБ УССР полицейским Прищепой, но и стала своеобразной иллюстрацией слаженности работы розыскников различных управлений (все последующие мероприятия по разоблачению преступника проводились в тесном взаимодействии с УКГБ по Житомирской области).
Тогда же, в начале 1970-х годов, к ранее разоблаченным изменникам Родины по Черняховской райполиции сотрудниками УКГБ по Житомирской области были разысканы еще четыре преступника и доставлены к месту преступления.
Подполковник Шаловских писал в рапорте: “Доставка в Житомир Прищепы была организована следующим образом: используя поступление на Челябинский металлургический завод телеграммы из Минчермета о направлении на Броварский завод порошковой металлургии двух специалистов отдела зданий и сооружений 22 марта 1973 года в командировку самолетом вылетели Прищепа и Пьянков. На месте их встретили сотрудники УКГБ по Житомирской области. Пьянкову было объявлено о прекращении командировки и возвращении в Челябинск, а Прищепа на автомашине доставлен в Житомир. До 31 марта 1973 года он проживал в гостинице. На первых же допросах он признал свое участие в убийстве работника НКВД Клименчука, в ликвидации десанта из партизанского отряда Медведева, массовых расстрелах партийного и советского актива и лиц еврейской национальности, отводя при этом себе второстепенную роль. За это время ему проведен ряд очных ставок с бывшими сослуживцами из Черняховской полиции, свидетелями его преступных злодеяний из числа местных жителей...”
15 марта 1974 года судебная коллегия по уголовным делам Житомирского областного суда приговорила бывших полицаев, от рук которых только в Черняховском районе погиб 561 человек, к высшей мере наказания...
* * *
Бывший следователь УКГБ Борис Колесников в своем интервью газете “Граница России” в 2009 году рассказывал: “В 1958 году приехал на обыск — в Травниках оперативники обнаружили бывшего карателя, служившего в годы войны надзирателем в Рославльской тюрьме под Смоленском. Хозяин как нас увидел, так и сел...
Собрался быстро. Стали выводить: арестованный впереди, мы сзади. Вдруг в сенях он бросился к какой-то бутылке, схватил ее и сделал несколько больших глотков. Мы на него набросились, отобрали бутыль, думали промывать желудок, но слышим по запаху — самогон. Хватил для храбрости! Пока везли, он все песни пел, жалостливые, заунывные…