Чтобы в палатах как можно чаще звучал смех, а в коридорах царила атмосфера радости, в лечебных учреждениях с завидной регулярностью появляются клоуны, причем не обычные, а больничные! Главной в семье Пилюлькиных вот уже шесть лет является актриса и режиссер студии-театра «Манекен» Наталья Широкова. Интервью с клоунессой Татой – далее.
— Наталья, как вы стали больничным клоуном?
— Все началось с того, что уполномоченный по правам ребенка в Челябинской области Евгения Майорова, которая тогда была председателем челябинского общественного движения помощи онкобольным детям «Искорка», поинтересовалась у меня, почему я не занимаюсь больничными клоунами. «Это же ваше!» — была уверена она. Я прислушалась к ее мнению, и вот уже много лет занимаюсь больничной клоунадой. Сейчас семья Пилюлькиных состоит из 10 — 14 человек, а раньше нас было всего четверо. Мы работаем во многом благодаря поддержке компании White Group, которая создала благотворительный фонд «Икар – детям». Дело в том, что этот партнер оплачивает обучение клоунов, выделяет денежные средства на костюмы и реквизит.
— Какая задача стоит перед больничными клоунами?
— Мы должны любым способом поднимать настроение детям. Впрочем, не только им, но и родителям с врачами. Дело в том, что, когда ты приходишь в отделение, участниками становятся все, кто в нем находится. Ни в коем случае нельзя взять и исключить кого-то, также категорически запрещено работать на кого-то одного.
Прежде чем встретиться с ребятами, мы обязательно заходим в ординаторскую, чтобы узнать пожелания лечащего персонала. Порой бывает, что врачи нам настоятельно рекомендуют посетить определенную палату, потому что, например, там грустит мама. К некоторым нас, напротив, просят даже не заглядывать. Это может быть связано с тем, что ребенок, например, только-только прошел курс химиотерапии и у него идет процесс восстановления. Мы с пониманием относимся к каждому пожеланию медиков. Вообще, в палатах разное настроение, ведь все по-своему проживают горе.
— Грустят только взрослые, которые лежат с детьми, или ребята тоже чем-то огорчены и озадачены?
— Они грустят, когда им физически плохо и тяжело. Однако при этом всегда остаются детьми. Правда, это не касается подростков, которые совершенно иначе все переживают, так как чаще всего понимают всю свою историю. Малыши же в своем возрасте еще не знают ничего о страшных болезнях, которых почему-то так боятся взрослые. Раз уж заговорили о них, то скажу о мамах. Те, конечно, все понимают, поэтому и переживают гораздо сильнее и страшнее. Родители – это вообще невероятные люди! Им и в голову не придет сказать ребенку: «Товарищ, у тебя суперплохие анализы! Все печально!». Они, напротив, будут всячески поддерживать детей и постараются сделать для них любую процедуру менее страшной и безболезненной.
Вообще родители все удары судьбы, плохие вести, естественно, принимают на себя. Помню маму, которая выходила в коридор, чтобы поплакать, а потом с улыбкой возвращалась обратно. Ребенок даже не догадывался, насколько ей было тяжело в тот момент.
— Складывается впечатление, что больничные клоуны только и нужны, чтобы поднимать настроение. Разве это так?
— Совершенно неправильно думать, что это наша основная задача. Куда ценнее и важнее, когда дети начинают доверять нам свои тайны, показывают все свои шрамы и болячки. Вы поймите, иногда нужно не веселить, а просто поговорить с ребенком.
Мы, например, еще прекрасно помогаем с приемом пищи. Однажды нам пришлось работать с ребенком, который очень плохо ел. Моя коллега зашла к нему в палату и предложила кормить друг друга с ложки, при этом она всячески пыталась заболтать мальчишку. В какой-то момент я заглянула к ним и прошептала, что нам уже нужно идти. Тогда ребенок встал, подошел к двери, перегородил ее ногой и заявил: «Я еще не доел, она останется со мной!» После таких слов мне ничего не оставалось, как сидеть в коридоре и ждать.
Также больничные клоуны могут поддержать и подбодрить того, кому ставят укол. Как-то раз мы стояли под дверью процедурного кабинета и пели песню про лужи и пешеходов, которые неуклюже бегут по ним. Девочка, панически боящаяся уколов, вышла в коридор с улыбкой. Для нас было маленькой победой видеть ее счастливое лицо.
— Наверняка есть история, которую вы особенно бережете?
— Вы знаете, таких много. Впрочем, одна все-таки стоит особняком, о ней мне особенно тяжело говорить. Буквально недавно мы приходили к мальчишке, который бегал с нами в коридоре, общался, хохотал, пытался быть клоуном... А через три дня после нашей встречи его не стало. Это был шок для всех, никто не мог поверить, что его больше нет.
Правда, в памяти остаются и радостные вещи. Например, в спектакле «Праздник непослушания», который мы сами ставили, участвовали две девочки. У обеих случился рецидив, и им пришлось повторно лечиться. Я тогда очень за них расстроилась. Спустя время мы поставили новый спектакль с их участием. Девчонкам удалось победить болезнь. Они обе играли, и я была счастлива!
А хотите, расскажу забавный случай с подростком? Коля, а именно так он нам представился, сильно переживал из-за отца, который остался без его помощи в деревне. Парень рассказывал, что ему совсем некогда лежать в больнице, так как дома полный двор скотины, батя вынужден работать один, пока он тут дурака валяет. После этой встречи мы пришли к нашим специалистам и все им рассказали. Те даже не поняли, о ком речь. Оказалось, что мальчика зовут вовсе не Коля, что родитель у него не работяга, а любитель выпить… Получается, это была его идеальная картина, и он с нами поделился ею. Наверное, парню хотелось жить именно так, как он это рассказывал.
— Слушаю вас и понимаю, что всех этих историй с лихвой хватит на книгу внушительного объема…
— Пожалуй, да. Вот только я бы все-таки хотела, чтобы это была не книга, а бусы. За те восемь лет, что я работаю в «Искорке» (благотворительное общественное движение. – Авт.), они получились бы длиннющими.
Кстати, в свое время у нас был проект «Бусы храбрости». Его суть заключалась в том, что ребенок приходил на разговор с психологом и выбирал любую бусину, которая, как ему казалось, больше всего подходила к истории, которой он собирался делиться. У очень многих ребят эти бусы есть до сих пор, они бережно хранят их, ведь на них запечатлено все, через что они прошли за время болезни.
— Как переживаете истории, которые заканчиваются трагедией?
— Для меня это всегда шок, но я все равно нахожу в себе силы, чтобы вернуться. В таких случаях очень помогает работа с психологом. А еще я очень часто задаю себе один и тот же вопрос: если бы все сбегали, то кто бы помогал?
Впрочем, время лечит. Как бы это банально не звучало. Я стараюсь спрятать тяжелые и печальные воспоминания подальше в сундуке под названием «Память».
