Хватит ли запаса прочности природного «стакана воды»? Насколько реальна перспектива остаться без важнейшего источника жизни? Что можно сделать ради сбережения питьевых источников на Южном Урале? Об этом мы беседуем с инженером-гидротехником, сотрудником НИИВХ Германом Калашниковым.
А раньше рыба была…
— Герман Владимирович, так что, с водой у нас действительно беда?
— У области уже много водоемов, в которых не только не рекомендовано — запрещено купаться. А в детстве, помню, в Миассе купались. Теперь в черте Челябинска и за нею это практически невозможно. То же самое можно сказать про другие водоемы. Там не только исчезла рыба, но и упало до критического состояния качество воды. Темпы загрязнения наших рек, грунтов и воздуха не уменьшаются.
— Мы знаем, что потребность в чистой воде с каждым годом возрастает. Может быть, в связи с этим стали бережнее относиться воде?
— К сожалению, сегодня техногенная нагрузка на водоисточники только растет. Воду мы портим всевозможными воздействиями на почву, грунты. Именно они являются природными фильтрами и очистителями воды. К примеру, загубив почвенно-растительный слой на участке земли, мы теряем эффективный природный абсорбент для очистки воды. Я уже не говорю про обработку полей химикатами, про карьеры и ГОКи. Тот же самый Михеевский ГОК, который ставят в пример. Он работает не так долго, потому не успели еще почувствовать последствия его работы. Но по санитарным показателям он уже фигурирует как источник загрязнения.
Не так давно разразился другой скандал: обнаружили загрязнение Троицкого водохранилища. Возле поселка Бюйда и деревни Кидыш взяли пробы воды в одноименных речках — притоках реки Уй. Там обнаружены превышения ПДК марганца (в 77 раз!), кадмия, магния и цинка. Среди главных загрязнителей названо ОАО «Учалинский ГОК». Чуть было не отравили Троицк.
— И это при том, что Южный Урал временами испытывает острый дефицит воды…
— Мы помним засуху в 1975 — 1976 и 1997 — 1998 годах. Тогда, в 70-х, нанесли удар по озеру Увильды. Было принято вынужденное чудовищное решение — перекачать воду «жемчужины Урала» для нужд Челябинска. В результате уровень зеркала в Увильдах упал на четыре метра. Погибла уникальная биосреда — озеро практически утратило способность к самоочистке.
— Долгобродский канал появился в связи с дефицитом воды?
— Да. Причем проектов было множество. И каждый с недостатками. Например, предлагалось пробить в горах туннель, по которому вода из Долгобродского водохранилища поступала бы в Аргази самотеком. Разумеется, любое вмешательство вредно для природы.
Стратегический запас
— Герман Владимирович, может ли Челябинск реально остаться без воды?
— Давайте посмотрим на наш стратегический источник. Всего два водохранилища, Шершни и Аргази, находятся на одной реке. По сути, у нас один источник. Других просто нет. Оба водохранилища занимают определенный объем, который и является нашей гарантированной защитой на маловодные годы. Чем больше объем, тем меньше вероятности остаться без воды. Вспомните недавние маловодные годы, засухи, когда в Аргазинском водохранилище воды уже почти не осталось. Прошел бы еще один такой год — и наши водохранилища были бы опустошены. Но ведь объемы водохранилищ с каждым годом медленно, но уверенно уменьшаются.
Конечно, для таких водохранилищ, как Аргазинское или Шершневское, сейчас это не критично, но что будет лет через 30 — 50 — никто не знает. И каковы объемы водохранилищ сейчас, после сорокалетней эксплуатации? Если ничего не делать, у наших внуков настанет время, когда придется признать: «Все! Воды нет!» Но и чистить водохранилища — большая проблема. Ил, придонные слои являются абсорбентами, в которых накапливаются кислоты, соли. Это все придется вынимать. Уже сейчас нужно готовиться к этой проблеме, хотя бы на бумаге. Нужно беречь то, что пока еще имеем, — оставшуюся чистую воду.
— Сейчас у Челябинской агломерации нет второго источника. И что делать? Рыть колодцы по старинке?
— Города сегодня вынуждены переходить на подземную воду. В Орске, например, пробурили 17 скважин.
— Если Челябинск перейдет на подземные воды, какие это вызовет последствия?
— Когда качают воду из скважины, уровень грунтовых вод падает по компрессионной кривой. Чтобы обеспечить Челябинск водой, понадобится забурить очень много скважин. Сейчас на нужды города может требоваться до трех миллионов кубометров воды ежедневно, а в перспективе — гораздо больше. И эти скважины осушат подземные запасы грунтовой воды, что вызовет осушение прилегающих озер и водоемов. В принципе, легкого выхода из ситуации не видно. Поэтому сбросов после плотины в реку Миасс практически нет. Шершни «выпиваются» городом, а Миасс уже весь зарос камышом. Обмеление и заиление происходит в связи с падением скорости течения. Острова формируются. Санитарный сброс в реку Миасс — 3 — 5 кубов в секунду. И это все, что можно дать реке. Весенние паводки мы ловим Аргазинским и Шершневским водохранилищами, пытаемся увеличить общий объем водных запасов, соединяя озера и водохранилища. А сброс в Миасс мизерный. При этом спрос на воду все больше.
— Может быть, нас спасут городские озера?
— Все озера в городе — искусственные. Вода у нас есть, но она не пригодна для питья, временная. Первое, Второе, Третье озера держатся за счет грунтовых вод. Если перейдут на скважины — все озера обмелеют. И Смолино уйдет.
Риск во всем
— Вы уже упоминали ГОКи на Южном Урале и их воздействие на водные источники. А что вы думаете о проекте Томинского ГОКа?
— Эта тема мне знакома. Я сам гидростроитель. Занимаюсь строительством и проектированием напорных и безнапорных сооружений. Могу сказать, что Томинский ГОК — проект очень рискованный. Он идет на грани экологической безопасности, но в угоду экономическим интересам отдельно взятой компании. Когда я первый раз услышал про Томинский ГОК, подумал, что это чья-то злая шутка. Казалось, начнут разбираться — непременно закроют тему. Но жизнь показывает, что все всерьез. На самом деле, если будут реализованы планы по ГОКу, будет нанесен самый серьезный удар по экологии.
— Губернатор принял решение о проведении независимого аудита. Вот и вы можете высказать свое экспертное мнение.
— У Челябинска единственная чистая сторона осталась с западного направления, где хотят построить ГОК. Даже в старое время там никто ничего не строил — учитывали розу ветров. Теперь же может появиться хвостохранилище, отстойные поля — и оксид серы полетит на город. Гидрометаллургия предусматривает применение серной кислоты и отжиг, когда окись серы выделяется. Само по себе это пыль. Но когда пройдет дождик — в соединении с водой получается серная кислота. Вот поэтому возле Карабаша выжженные горы, мертвые реки. Ни один ГОК, какой бы мы ни делали, здоровья нам не приносит.
— Возможно ли в принципе сделать такое производство чистым?
— Шламохранилища, хвостохранилища, дамбы — все это гидротехнические напорные сооружения, которые держат основные наносы. Но ни одного нет такого, которое бы не фильтровало, то есть не пропускало через себя воду. Любое сооружение — бетонное, грунтовое — всегда предполагает утечки, потери. Бетонные сооружения пропускают еще больше из-за свойственных им недостатков — деформации. Они «садятся», у них появляются трещины даже во время строительства. И, чтобы бороться с протечками, всегда делается система дренажа, перехвата. Нет вообще в природе напорных гидротехнических сооружений, чтобы они не фильтровали. Взять любую земляную плотину или гидроэлектростанцию. В плотине есть фильтрация.
Сейчас сторонники Томинского ГОКа говорят, что чашу там сделают для отходов. Я услышал — поразился. Первый раз говорили о высоте дамбы под 100 метров. Сейчас в два раза увеличили — 200 метров! Они не понимают, во что ввязываются, какие это объемы строительства и какое здесь должно быть качество. Как специалист-гидростроитель могу сказать, что качественно эти работы выполнить практически невозможно, даже если отработается техническое решение. От бумаги до реализации в жизнь — пропасть. Такой проект должен быть или общероссийским, или находиться на жесточайшем контроле государства.
— Возможно ли в таком случае минимизировать вред?
— Надо привлекать специалистов со всей страны и, может быть, из-за рубежа. В части грунтовых сооружений могу сказать, что технология их возведения напрямую зависит даже от колебаний погоды. Есть много мелочей, на которые необходимо обращать внимание. В противном случае будут катастрофические последствия из-за того, что сооружение — высоконапорное. Пойдут протечки, размывы. Я убежден на сто процентов, что этот проект не просто высокорискованный, он заранее провальный в экологическом отношении.
— Говорят, что геологи прошли и не установили гидрологическую связь с рекой…
— На бумаге! Связь определяется путем бурения скважин для установления грунтовых пород, фильтрационной способности, прохождения водотоков. На самом деле практически все водотоки между собой связаны. Шершни питаются не только от Аргазей. Есть еще грунтовые воды и всякие мелкие речушки. В том числе и с поверхности прилегающих территорий. Здесь геологи обнаружили суглинки, слабофильтрующие грунты. Но суглинки могут быть неоднородны, в них много включений. Тем более что пробы взяты на расстоянии около 100 метров друг от друга. На этом основании создали благостную картинку. Но, чтобы полностью понять ситуацию, бурить надо через каждые 10 — 20 метров и с глубиной скважин по глубине карьера. Особенно исследовать ложе будущего могильника. Я слышал, там предлагается сделать глинистое основание толщиной в пять метров. Это очень сложно выполнить в техническом отношении. Только кажется, что закидали глиной, прошли катками — уплотнили. На самом деле в этом производстве должен быть жесткий контроль за состоянием грунтов.
Этот проект впору назвать опытно-экспериментальным: планируется сделать «самый крупный в России ГОК» рядом с источником водоснабжения. Говорят, что взрывы, гидроразрывы на ГОКе на Челябинске якобы не скажутся. Но гидротехнические сооружения боятся малейшей тряски. Это с первого взгляда они массивные и надежные, пока первый ручеек не появится. Чаша может быстро заполниться, и будет перелив. Дождь, снег… Куда пойдет жидкость? Никто и никогда герметично не выполнит такую чашу. Она всегда будет открыта — не сверху, так снизу.
— Но, кроме суглинков, есть, наверное, и скальные породы? Что-то должно держать такую махину?
— Мне довелось с «Ленгидропроектом» строить гидроэлектростанцию в Африке на реке Шикапа в Анголе. По настоянию заказчика изыскания нужно было провести в минимальные сроки. Там до этого строили португальцы. Пять лет они занимались изысканиями: бурили, отбирали пробы, сравнивали характеристики грунтов — и только после этого приступили к строительству. Но начались народные волнения, и им пришлось эвакуироваться. В 2004-м туда зашла компания «АЛРОСА» — понадобились энергомощности для добычи алмазов в ГРК «Катока». Когда разрабатывали котлован, докопали до скальных пород. Но пошел дождь, и все размокло. «Скала» оказалась с прослоями спрессованного песчаника, ускользнувшего от изыскательской скважины. То же самое вполне может быть и здесь. Говорят, суглинки. На самом деле в них много прослоев, которые просто не «поймали». И это вызовет фильтрацию. Любая скала имеет трещины, тем более в районе строительства, по информации геологов, существует два тектонических разлома. А вода очень хорошо находит слабые места, и в них попадет кислота. Кроме того, до сих пор неясно, насколько экономически оправданно добывать здесь медь. Если нет, то не авантюра ли это в чистом виде? Поверьте — я не пессимист, а хорошо информированный оптимист.
