Парашютной службой в «МагАвиа» руководит 44-летний магнитогорец Андрей Гребенщиков. У него около 1340 прыжков с парашютом. Если сложить все минуты, которые он провел в небе с момента выхода из самолета до открытия купола парашюта, когда пролетаешь около сотни метров и кажется, что тебя закручивает в бездонную воздушную воронку, как раз получится такая кругленькая цифра — немного больше 1/6 суток.
— Андрей, на каких типах парашютов вы совершали прыжки, на каких аэродромах?
— Мне довелось прыгать на парашютных системах – от классических до скоростных, несколько лет назад освоил тандем… Прыгал я на разных аэродромах (военных, гражданских, досаафовских) возле таких городов, как Новосибирск, Орел, Владимир, Нижний Новгород, Ульяновск, Троицк, Орск, Пермь, Туапсе... Все сразу и не вспомнишь. Еще много мест, где городов близко не было. Авиашкола не прекращается, пока человек занимается парашютными прыжками, в моем случае менялись отделения этой школы. Главное отделение (инфекционное), конечно, Магнитогорский авиаспортклуб, тут произошло «заболевание» и осознание «диагноза» (смеется). Потом - армия, потом - родной АСК. Когда было решено «культивировать» в Магнитке купольную акробатику, школой стала тренировочная база сборной СВ (сухопутных войск) под Самарой. После приглашения в сборную УрВО пришлось расширять «ареал обучения». За эту сборную довелось трижды побывать на пьедестале, - правда, в самом низу. Позже приходилось работать с организациями разных городов, где можно было использовать свой опыт в мирных целях. На текущий момент такая организация работает в родном городе.
— Какой прыжок особенно запомнился? Как отмечались юбилейные прыжки - десятый, пятидесятый, сотый, тысячный?..
— Юбилей — это смена первой цифры в количестве прыжков начиная с сотни. Обычно все стремятся в этом случае собрать с максимально возможной высоты в фигуру максимальное количество друзей. Запоминаются обычно прыжки, где что-то делаешь впервые - первый прыжок, смена типа парашюта, новый летательный аппарат, участие в работе с именитыми партнерами.
— Что первоначально вас привлекло в прыжках с парашютом? Необычные ощущения? Экстрим?
— Я начал прыгать с 16 лет. Тогда начинали с этого возраста. Сначала было просто интересно узнать, что это такое. А потом, после третьего прыжка, нам вручили свидетельство парашютиста, выдали значки и сказали: «До свидания». Я не понял, как это «до свидания». А дальше? Мне сказали: «Надо проситься, чтобы взяли в спортсмены». И я пошел, попросился, прошел медкомиссию и начал заниматься как спортсмен. То есть никаких других вариантов для меня уже быть не могло… Я и в школе стал гораздо лучше учиться после начала занятий на аэродроме. Прыжки проходят по утрам, и в школу надо было утром, но на прыжки-то - нужнее… Я знал, что начнутся репрессии, поэтому приходил после аэродрома, брал у одноклассника задание, делал его, снова не ходил в школу, и так несколько дней. В результате, когда я наконец появлялся там и на меня кидались, у меня все было готово.
— Что за авиаклуб тогда был в Магнитогорске?
— У нас в городе был замечательный аэродром, школа, известная по всей стране. Было приятно, когда у меня в армии один прапорщик спрашивает: «А ты откуда?» — «Из Магнитогорска». И он перечислил всех наших инструкторов: «Вот у вас вот такой, вот такой, вот такой…» Он начал все их регалии перечислять. «В отпуск поедешь - от меня привет передавай», - говорит он. При моем относительно небольшом количестве прыжков на тот момент (150) я показывал в армии хорошие результаты. Я умел многое делать, потому что у нас в авиаклубе было так принято. И оказалось, что у нас было лучше принято, чем в клубах некоторых городов… Так в Магнитогорске продолжалось до 1995 года, когда в Сибае разбился наш самолет Ан-2 и погибли все достойные представители инструкторского состава. Они летали в Башкирию договариваться насчет показательных выступлений, и на обратной дороге на взлете самолет упал… Четверых похоронили сразу, пятого - через месяц, двое получили инвалидность, один умер через несколько лет. Один из летчиков-инструкторов, находившихся тогда в самолете, до сих пор жив. Недавно я встречался с ним на показательных выступлениях…
— Вернемся к прыжкам. Что в них самое сложное?
— Ощущение очень шокирующее, выбивающее из колеи, потому что сделать шаг из открытого люка - это всегда тяжело. Одно дело - прыгать с инструктором, и совсем другое — если человек сам смог перешагнуть этот барьер. Это дорогого стоит… Сейчас, когда я инструктирую, я говорю об обычной физике процесса, о том, что в реальности происходит не то, что привык видеть… Парашютист должен все это понимать и перебороть.
— Изменилось ли у вас с годами восприятие прыжков?
— Как любое развитие: если между знанием и незнанием — длина окружности, то чем больше ты узнаешь, тем больше длина окружности. Ну а если сравнивать со стремлениями в 16 лет и сейчас, то они просто сильно видоизменились. То, что считалось для меня круто тогда, сейчас стало обыденным. Раньше хотелось пересесть на другой тип парашюта, освоить новое упражнение… Сейчас я перепробовал уже много чего, хотя совершенству предела нет. Нужно наращивать потенциал, поэтому сейчас я учусь в Ульяновском институте гражданской авиации - УВАУ ГА (И).
— Андрей, какие у вас были экстремальные ситуации во время прыжков?
— Может быть, слово «экстремальные» не совсем подходит, потому что если взять, что у каждого парашютиста всегда есть запасной вариант, то есть запасной парашют, то риск тут очень незначительный. Но нештатные ситуации, конечно, были. В 2002 или 2003 году мы занимались, а вернее пытались заниматься, купольной акробатикой, когда один купол выстраивается над другим. И один товарищ по неопытности подошел близко, сгреб мой парашют и сам запутался в нем. На одном куполе было опасно приземляться, нам обоим надо было отцепляться, приводить в действие запасной парашют. По правилам первым должен был отцепиться он, потому что находился сверху, но парень не мог с этим справиться, бился, словно рыба в сети, возникла заминка. Но, по счастью, высота была еще достаточная, и все обошлось благополучно. Но это была не самая яркая ситуация…
— Какая же была самая яркая?
— Прыжок при минус 32. Это было Крещение, ночь… Я до этого никогда в такой мороз не прыгал. Причем, чтобы народ не травмировать, руководитель прыжков нам сказал: «Кто не хочет, может не прыгать, я все равно прыжки всем поставлю». Единственным открытым местом у меня было лицо, я закрыл его руками, оставил маленькую щелочку, чтобы видеть высотомер. Падал и кричал.
— С какой максимальной высоты вы совершали прыжки?
— 4600 метров, по-моему. Эта высота еще не требует кислородных приборов.
— Вы уже более двадцати лет работаете в пожарной охране. Доводилось ли применять навыки парашютной подготовки на этой службе?
— (Задумывается.) Нет, наверное. Даже мешало: пожарным надо самоспасаться спиной вниз, такие правила самоспасания, а парашютистам — лицом. Но все-таки у этих двух занятий есть и общее. Развитие пожара и его тушение не повторяется ни разу, даже если происходит в одном и том же месте, поэтому огнеборцам надо уметь реагировать на ситуацию нешаблонно. Так же как и при прыжках с парашютом. Что там стихия, что здесь…
— Нравятся ли вам анекдоты о парашютистах? Какой из них самый любимый?
— Дело в том, что их очень мало и у них уже такие бороды! Единственное - меня не так давно порадовали одной оригинальной задачкой. Вопрос: «Может ли слепой человек прыгнуть с парашютом?» Ответ: «Не может. Потому что собака-поводырь высоты боится». Остальные анекдоты - про рюкзаки с пирожками, про охрипшего парашютиста, которого не могли вытолкнуть из самолета, - уже набили оскомину.
— Какие у вас есть секреты обучения новичков? Сколько лет вы уже работаете инструктором?
— Раньше у нас была такая практика: если человек занимался парашютным спортом год, его направляли инструктором-общественником в вузы или другие учебные заведения. Я в своем училище - СГПТУ № 41 вел подготовку уже с 17 лет. Я бы не сказал, что есть какие-то особые секреты. Просто объясняю не ритуал выполнения прыжка, а взаимосвязь и мотивацию действий парашютиста в этом процессе. Проблематично работать с людьми зрелого возраста: у них уже выработались свои привычки поведения, и в них не входят прыжки с парашютом… Меняется сленг у людей, с которыми мы работаем. Особенно когда приходят 16-летние ребята или те, кто чуть старше. Вместо нашего термина «ввести запасной парашют» они могут сказать что-нибудь вроде «активировать запаску», то есть так, как в компьютерных играх.
— Подталкивать новичков из самолета приходилось?
— Ну конечно. Когда люди оказываются перед открытым люком, а за ним пропасть, у них открывается масса талантов, о которых они и не подозревают. Например, может сила проснуться недюжинная. Один мальчик, в котором не больше 50 килограммов веса, рукой вырвал из летной куртки армейского образца клок. Иные умудряются отсчитать три секунды с такой скоростью, что пролетят за это время не 40 — 45 метров, как положено, а… полметра.
— Говорят, дома вы собираете так называемую «парашютную» коллекцию. Что в нее входит?
— Я общаюсь со многими спортсменами, езжу на сборы. Один подарил что-то на память, другой подарит… Я бы не сказал, что это коллекция, — просто несколько небольших экспонатов. Стропорезы, которые сейчас не используются, летный шлем, какие-нибудь книжки интересные, раритеты… Например, есть «Справочник инструктора-парашютиста», из которого если вырвать несколько страниц, то можно их оставить, остальное уже устарело. Техника, методики и руководящие документы изменились.
— Какие у вас планы на будущее, чему бы еще хотелось обучиться?
— Хочется мне самому поучаствовать в построении больших формаций, рекордных работах. Для этого стараюсь ездить на прыжки в клубы, где есть соответствующие условия для тренировки навыков работы в группе (техника, люди, у которых можно поучиться). Работа в формации - это большая ответственность каждого за общий результат, требующая аккуратности и точности. Это же воздух, там не на что опереться! Но, думаю, это достижимый уровень. Нет предела совершенству… Но пока дела в Магнитогорске не отпускают, даже когда на сессию уезжаю, стараюсь оставить все в таком виде, чтобы процесс в «МагАвиа» не останавливался. Думаю, после окончания института в будущем году станет легче. Есть очередные подвижки: я приобрел новую парашютную систему.
Справка "МК"
Впервые принцип парашюта был сформулирован в сочинении «О секретных произведениях искусства и природы» Роджером Бэконом. Это был аппарат, замедляющий падение тел в воздухе.
Позднее великий Леонардо да Винчи создал труд «Кодекс о полете птиц», где почти с математической точностью определил строение современных парашютов.
Далее, в началеXVII француз Лавен для побега из крепостной тюрьмы использовал «шатер», сшитый из простыней на растяжке из китового уса. Держась за концы веревки, он прыгнул со стены в протекавшую внизу реку и остался жив.
В конце XVIII века французский физик Луи-Себастьян Ленорман спустился с балкона обсерватории при помощи своего изобретения, позволяющего медленно падать в воздухе, которое было названо «парашют», что дословно означает «противопадение» (от греческого para — «против» и французского chute — «падать»).
В годы Первой мировой войны русский изобретатель Глеб Евгеньевич Котельников изобрел первый в мире авиационный ранцевый парашют.
В современном мире парашютный спорт имеет разные направления, такие как прыжки с парашютом с летательных аппаратов (самолета, аэростата), прыжки на точность приземления, групповая акробатика, скайсерфинг…
Фото предоставлены Андреем ГРЕБЕНЩИКОВЫМ