Пожалуй, один из самых известнейших в России библиотекарей Михаил Дмитриевич Афанасьев приехал в Челябинск, чтобы стать участником большого форума, посвященного исторической памяти, проходивший на площадке Челябинской универсальной научной библиотеки, которую в народе до сих пор просто называют «Публичкой». Поэтому наш разговор с ним шел именно о том, что же это за явление такое — историческая память.
Память побед или память поражений
— Михаил Дмитриевич, сегодня мы очень часто говорим громкие слова, но порой вольно или невольно не до конца понимаем их смысл. Понятие «историческая память» из их числа. Что в нем заложено?
— Действительно, это одна из острых проблем. Если говорить об исторической памяти, то, нужно сказать, что смыслов в этом понятии несколько. Самое главное, что вкладывают в это понятие культурологи и социологи, историческая память — это память общества, память народа, это те вещи, которые само сообщество воспринимает как свое прошлое.
Другая модель — это как историческую память понимают политики в широком смысле этого слова. Например, есть одна замечательная научная социологическая работа, которая показывает, как в разных странах детям преподают историю. Берутся одни и те же события, и на их примере рассматривается разность трактовок на уроках истории. Например, война 1812 года на уроках истории в России и Франции. Понятно, что это разные рассказы. С точки зрения политической целесообразности, истории поражений не вписываются, выпадают из общей канвы. Поэтому и стараются найти что-то, помогающее сказать, что была победа. У нас в библиотеке есть, например, лубочная французская картинка о битве под Москвой (так они называют Бородинскую битву). В ней говорится о героической победе французской армией над русской. Они, правда, убеждены, что победа была за ними, ведь русские отошли после этого сражения.
Это свойственно разным странам и народам. У нас также есть свое представление, что наша история — это история побед, поэтому некоторые ситуации, в которых нельзя сказать, что мы победили, мы будем воспринимать несколько по-другому. И это нормально.
— А историческая память о поражениях? Нужно ли народу их пережевывать, анализировать, или необходимо наоборот затирать такое и через несколько поколений никто и не вспомнит о боли той ситуации?
— Если говорить о политической памяти, которую мы хотим сформировать, то у всех народов и всегда она должна быть памятью побед. Если же говорить по-настоящему об исторической памяти, о том, что находится в головах у людей, об их восприятии, а не знаний прошлого, то там поражения тоже существуют. Потому что одним из важных источников памяти человека являются память рода, память семьи, память поколений. И здесь одних побед не может быть. Более того, там очень часто запоминаются вещи, которые носят болезненный характер.
Например, из истории ХХ века многим был очень важен героизм их родственников в Первую мировую войну, который с политической точки зрения в советское время не воспринимался, как что-то заслуживающее внимание. Но предок конкретной семьи участвовал в этой войне… А тема раскулачивания? Другие моменты прошлого века, которые были драматическими и трагическими, не менее важны для исторической памяти человека. В этом смысле мы имеем не совсем однозначную и простую картину.
— Но разве память о поражениях не способна привести какой-то народ, страну к победам? Например, разве память о трагическом начале татаро-монгольского нашествия не привела, в конце концов, к формированию понимания единства нашего народа?
— Несчастья, проблемы, наличие общего врага консолидируют общество. В этом смысле не только история России, но и вся мировая история состоит именно из таких вещей. Уроки поражений, действительно, чаще всего эффективнее для истории того или иного народа нежели уроки побед.
Фальсификация — это допридумывание
— У вас прошел намек, что между понятиями «историческая память» и «исторические знания» знака равенства нет. Правильно ли понимаю, что человек может не знать каких-то исторических фактов, дат, но и при этом оставаться вполне адекватным носителем исторической памяти?
— Да, это так и происходит. На самом деле людей, которые знают историю по датам, не так много. Если нас сейчас огорчает, что кто-то не знает фактов из Великой Отечественной войны, то, заметьте, что уже меньше огорчают люди, которые не знают дат и событий, например, Русско-японской войны, а еще меньше – те, которые ничего не помнят про войны XVII века. На самом деле для исторической памяти это большого значения не имеет.
Исторические знания имеют значение для того, чтобы человек осознавал свою историческую память. Она есть в каждом, но просто у одних носит подкорковый характер. В экстремальной ситуации такой человек понимает, что русский человек не может поступить иначе. И поступает он так, как поступает русский человек, несмотря на то, что не знает про подвиг Александра Невского или Дмитрия Донского. А есть люди, которые знают события прошлого и принимают решение уже осознанно. Вот только в этом смысле знания полезны.
— Но для наших школьников до сих пор делают упор на оторванные от их исторической памяти даты…
— Исторические знания, насаждаемые как обязаловка в детской среде, является как раз тем самым случаем, когда знание само по себе, оторванное от ощущения человека, что он живет в некой истории, действительно бессмысленно. История как набор фактов абсолютно бессмысленная вещь. Должны быть или эмоциональная связь с событием, о котором говорится на уроках истории, или родственная связь с ним.
Почему мы говорим, что память семейная очень важна? Например, в каком году началась Великая Отечественная война, спрашивают современного школьника. У него в голове: какая мне разница? Но, когда речь идет о его прадеде, который в первый месяц войны был мобилизован и попал на фронт, цифра становится осмысленной. Я видел как-то таблицу, которую разработал один из учителей истории для своих уроков. В одной колонке — история семьи, когда и кто родился из предков, как их звали и так далее. Во второй колонке — история края, в котором живет ребенок, что происходило в это время на этой земле. В третьей колонке — мировая история. Ребенок, когда смотрел на эту табличку, видел, что, например, в год рождения его деда в стране, мире вокруг происходили те или иные события. Важно установить связь между твоей личной биографией, твоими родственниками и большой историей.
Здесь как раз кроется историческая память. Поговорите с любой бабушкой на деревне, и окажется, что ее история села не совпадет с тем, что пишется в книжках. В книжках — в таком-то году был создан такой-то колхоз, его возглавил такой-то председатель… А бабушка вдруг вспомнит, что этот председатель был тот еще ворюга, а в этот год она помнит что не колхоз основали, а снесли церковь. Она не жила во время этих событий, но она точно знает, что в этот момент происходило в селе.
— Не показывает ли этот пример в числе прочего, что подделать историю, по сути, невозможно?
— Конечно. Я скажу, еретическую вещь — мне меньше всего нравятся слова, когда говорится, что историю фальсифицируют. Фальсифицировать историю как науку и как человеческую память невозможно. Можно фальсифицировать политический образ прошлого. С политической точки зрения, можно подобрать так факты, что получится, что всё одни несчастья или одни победы. Или допридумывать. Фальсификация на самом деле — это допридумывание. Но такие вещи сразу же разоблачаются…
Народная память может быть неадекватной с точки зрения исторической науки, она может носить субъективный характер, если говорить о местной истории, но ее совершенно невозможно сфальсифицировать.
Ранее по теме: Южноуральцы окунулись в тайны прошлого на очередном ИЦАЭ OPEN.