«Расскажи мне, бабушка, про войну…»

Работа в рамках проекта "МК-Урал" к 70-летию Победы

В нашей семье очень мало мужчин, только папа и его брат. Я даже дедушек своих не видела, а уж прадедов тем более. И никто из них на фронте не был. Поэтому когда спрашивали, кто из вашей семьи принимал участие в Великой Отечественной, раньше я всегда отвечала: «Никто».

Так я говорила когда-то. Но вот весной 2010-го… Тогда страна праздновала 65-летие Победы. Той весной телевизор «говорил» о войне, не смолкая: художественные и документальные фильмы, встречи с ветеранами, кадры военной кинохроники. Родители подталкивали к экрану: смотри, это не глупости всякие, вроде «Ранеток», это важно, это порядочному человеку нужно знать. И я садилась к экрану. Как-то услышала за спиной осторожные всхлипывания: старая баба Аня, моя прабабушка, подслеповато приглядывалась к мелькавшим кадрам.

Моя прабабушка Анна Трофимовна Сидякина, 1986 год

- Ты что, бабушка? Тебе плохо, таблетку дать?

- Нет, миленький ты мой, это я про войну плачу.

- А ты, баб, разве воевала?

- Так разве ж только фронтовики воевали?! Думаешь, нам меньше досталось?

- А расскажи мне, бабушка, про войну…

- Когда война началась, мне ведь всего 17 лет было, только замуж вышла. Ох, страшно как было-то… Нам сначала дедова тётка прибежала сказать, в окно стучит: война, война …А мы сразу и не поняли, что за война такая, молодые оба совсем, не разумные ещё. А уж когда на завод пришли (в спеццеху работали оба), так сразу объявили: кто военнообязанные – готовьтесь…

И пошли повестки. Я табельщицей работала - каждый день носила. Их тогда в Катав (название районного города, в котором в 40-е годы располагался военкомат – авт.) сначала забирали, так вещи-то на повозке какой везут, а сами пешком. Помню, - и тут бабушка опять заплакала, - мужичок один, уж забыла фамилию сейчас, бессемейный он был, с чемоданом фибровым стоял, барахлишко своё собрал, а отдать кому – не знает. «Заберите, - говорит,- куда мне его теперь, вернусь ли, нет ли, а пусть кто носит».

- А деду Мишу твоего почему не забрали?

- Так ему, доча, бронь наложили. И безвыходно работать. Сначала рабочий день стал 12 часов, а уж потом-то и совсем казарменное положение стало: это с утра и до утра значит, и если мастер подпишет – пойдёшь домой, а если нет – работай, пока работа есть. Ну, им-то в цехах хоть по карточке хлеб 700 грамм давали, а кому на вредной работе – даже по килограмму. А нам-то по 300-500, кто не станочники. Ох, доча, как бедовали!! Не дай Бог потерять карточку, а то ещё за опоздание, за первое, могли отобрать карточку.

- А за второе?

- За второе опоздание сажали на год, на Паранино была-то тюрьма. Ох, у нас соседская Надька второй раз опоздала, так под поезд бросилась, насмерть, чтоб только не в тюрьму, так боялась.

- А ты теряла, баба, карточки?

-Нет, доча, Бог миловал, да только это не спасало. Голодовали всё равно! Ой, милый ты мой, чё ж мы ели! – голос у бабы Ани дрожит, вот-вот заплачет. - По весне всю лебеду на улицах повыбрали, начисто. А спаси Бог пропасть свёкольному листочку: кашу какую, затирку сварим и все их туда, ничё не оставалось. А вот морковную ботву что-то плохо ели. И от крапивы ноги больно оплывали, вот таки вьюшки толсты становились – нажмешь чуть и ямка сразу. В лес за саранками ходили.

- За цветами, баб? В войну вы за цветами ходили?!

- Ну, скажешь, за цветами, - смеётся бабушка. - Луковички их, корешки те самые, копали да ели. Да и то не каждый день получалось. Выходных не было.

Да и после смены обязательно на общественные работы. То в Катав на подсобное хозяйство (был там такой 3-й участок) за сеном, травой, до самого снега чего-то всё убирали. Руки все сеном этим исколотые, струпья не заживали месяцами. А ноги-то в лаптях, другой обутки и не было. Так эти лапти вымоешь да в головах пристроишь под себя, чтоб к утру хоть чуть просохли. А зимой ходили в курени…

- Куда вы ходили..? Это что такое?

- Дрова, милый мой, заготавливать. Тогда ведь всё на дровах, даже машины, хоть их и мало было, по заводу ходили на дровах. Забыла, как эти тонкие чурочки-то назывались, которыми топили машины-то. А из лесу не машинами – на себе пёрли всё. Вот отработали 12 часов и по дрова…

- Зимой ходили, ночью? Как же это, баба, страшно ведь? Почему ж ночью ходили?

- Так днём работали. А ночью – по дрова. Хорошо ещё, если месяц светит, хоть видно всё. Мы сучья обтешем, а мужики впрягутся в сани, стащат эти брёвна к пруду, на лёд свалят. А уж вот весной-то их на плотине ловили, как лёд стаивал, да и затаскивали в завод.

А уж как у меня дочка родилась, тогда меня начальник надоумил (заступиться в случае чего обещал) идти в Катав, просить, чтоб маму мою от общественных работ освободили с девочкой моей сидеть - она-то, как все женщины после 45 лет, на строительстве аэродрома работала, ямы рыла. Освободили тогда маму-то месяца на три, а потом, как девочка умерла, снова на работы её - заготовщиком ягод, каждый день по ведру черёмухи лесной набрать и сдать..

- Ох, баба, у тебя дочка была в войну?!

- Две, милая: одна в апреле 42-го родилась, а уж в августе умерла. А другая в 43-м родилась, - бабушка, прикрыв лицо рукой, замолчала надолго, - а уж Вера, твоя-то бабушка, уже в 45-м после войны родилась.

- Бабушка, ты же такая молоденькая была, война вокруг.. Ты как отважилась детей рожать?

- Ох, отважилась… Да не отважилась я, - смущённо молчит, потом сокрушённо вздыхает: - Просто тогда, в войну-то, за аборты сажали. А смерти вокруг немало было. Почтальоншу встречали всей улицей. Если она похоронку принесла – на всю улицу вой. Поревут-поревут - и на работу. Все надеялись, вдруг ошибка какая… Вон у Ноздрёнковых четверо ребятишек было, похоронка пришла, мать отвыла, а он, сам-то, приехал. Правда, раненный весь, но живой. Она опять выть давай.

… А победу-то, доча, я хорошо помню. Идём, а в проходной говорят: пропуск не надо, идите все к 3-му цеху. А там музыка играет, гармошка... Кто свистит, кто обнимается, кто плачет, кто в обмороке – это у кого погибшие в семье были, - и бабушка долго плакала, утираясь кончиком платка. А я молча обнимала её, не зная, как ещё утешить.

И после того разговора прабабушка всё так же часто смотрела фильмы про войну и часто плакала. Я по-прежнему не знала, как её утешать. Но теперь у меня был точный ответ на вопрос, воевали ли в нашей семье.

Анна и Михаил Сидякины встречают новый 1961 год

Моя прабабушка, Анна Трофимовна Сидякина, воспитала двух дочерей и сына. У неё было шестеро внуков и 8 правнуков. Начав работать в 16 лет (в марте 1939 года) на Усть-Катавском вагоностроительном заводе, она трудилась 55 лет, уйдя на пенсию лишь летом 1994 года. Ещё в 1977-м получила звание «Ветеран труда». А ещё она пекла чудесные пироги огромных размеров и вязала самые тёплые в мире носки из пряжи, которую пряла сама.

Бабушка Аня и дед Миша у ворот своего дома (1992 год)

…В декабре 2013 бабе Ане было 90 лет. У неё было слабое здоровье, она часто болела. Но только вот с того декабря мне уже некого попросить: «Расскажи мне про войну…»

 

 

Автор: Мария Куренкова, 10 «Б», МКОУ «Средняя общеобразовательная школа №1» г.Усть-Катава

Руководитель: учитель русского языка и литературы Татьяна Юрьевна Куренкова

Сюжет:

70 лет Победы

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру